Монах и бес цитаты исповедь. Без праци не бенде колораци. Мы в Фейсбуке

Новое кино от режиссера Николая Досталя «Монах и бес», представленное в рамках конкурсной программы 38-ого ММКФ, могло стать амбициозной попыткой рассказать исключительно фарсовую историю про православную церковь, чего в нашем кинематографе и с менталитетом наших зрителей при правильной подаче достигло бы эффекта разрывной гранаты. Но как бы не была смела задумка, на деле картина оказалась просто безобидной клерикальной комедией с неуместными замашками на глубину и избитыми шутками про главные беды России.

История развивается в первой половине XIX века, когда одержимый темными силами Иван (Тимофей Трибунцев ) забредает к воротам мужского монастыря и становится новым насельником. Настоятель в исполнении Бориса Каморзина , хоть и, не нуждаясь в пополнении среди своих помощников, всё же решает взять под покровительство этого пылающего не от желания служить Господу, а от происков Дьявола монаха. Однако вскоре поведение Ивана и весьма необъяснимые события, творящиеся вокруг него, побуждают настоятеля задуматься, что он не просто очередная потерянная душа, случайно забредшая под врата монастыря, а человек всерьёз одержимый бесами. Но на самом деле бес в нём всего один, и имя ему Легион (Георгий Фетисов ).

«Монах и бес» по своей композиции напоминает Русь времен Феодальной раздробленности. Открывающая фильм сцена с медленно бредущим, пылающим монахом к воротам монастыря отдаёт каким-то странным аутентичным гротеском, слегка напоминающим магический реализм, присущий южно-американским режиссерам. Эта сцена настраивает на серьезный лад с мистическим уклоном. Но очень скоро картина превращается в самый настоящий каламбур про то, как рыба ловит рыбака, глубокий запушенный колодец очищается за час, словно по щучьему велению, скатерти разглаживаются от прикосновения задницы бесноватого, а вишенкой на всём этом торте абсурда становится приезд царя Николая I . Причем, пытаясь то ли достучаться до молодого поколения, то ли подчеркнуть фантастическую составляющую фильма для тех, кто не понял, Досталь пичкает свою картину более чем ненужными спецэффектами, по качеству возвращающих зрителя в ту эпоху, когда в советский кинематограф только завезли саму компьютерную технологию.

Тот факт, что режиссер выбрал объект комедии крайне щепетильный, с нашей-то нездоровой зависимостью от церкви, по идее говорит о широком спектре направлений для шутки, ведь в российском кинематографе принято избегать такие темы, и у Досталя дорога была широкая – шути да подшучивай (пока на съемочную площадку не начнут приходить люди в рясах и поливать повсюду святой водой). Но вместо того, чтобы попытаться раскрыть в юмористической форме наши глаза на что-то новое, нас кормят всё той же похлёбкой, приевшейся еще в начале XIX столетия: дороги – главная беда России, чиновники воруют, а церковнослужители не так невинны. Вроде «давайте мы снова про это будем шутить, но добавим немного абсурда». Но, как ни странно, ко всему этому церковному абсурду быстро привыкаешь и даже принимаешь его за главенствующий тон картины. Однако затем Досталь кардинально меняет тон своего фильма, сводя его уже в третью крайность – серьезную нотацию о причащении беса. Причем с таким упором и акцентом на получившем физический облик бесе (Фетисов), что кажется, это уже не художественная фэнтези-комедия о православной церкви, а одна из брошюр, раздаваемых у метро, написанная специально для бесов. Кино от действий переходит к словам так резко, что попросту не знаешь, как к этому относиться – это всё еще шутки или уже нужно быть серьёзным? И несколько сцен спустя, наслушавшись душевных разговоров монаха и беса о жизни и смерти, Боге и Дьяволе, начинаешь задумываться, что, наверное, начинать задумываться надо было раньше. И в этот самый момент кино закругляется.

Кольцевая композиция по своей натуре крайне выразительный и изобретательный стилистический прием, почти всегда придающий фильму дополнительный художественный вес. «Монах и бес» – это то самое «почти». Ведь, по сути, такой концовкой Досталь перечеркивает все свои старания вырисовать наглядную антитезу монаха и беса. Несмотря на то, что даже по ходу повествования бес был весьма сомнительным олицетворением зла, этого оказалось достаточно, чтобы вырисовать маломальский конфликт фильма, а, следовательно, и смысл, уберегающий его от напрашивающихся сравнений с набором пустых нерешительных скетчей на тему церкви. Но выбранный режиссером финал лишь оголяет прикрытую метафорами и поговорками пустоту, сводя весь конфликт к более абсурдному концу, чем весь начальный тон фильма. И такое неоправданное изведение беса в конечном итоге оставляет на деле лишь монаха. А как гласит пословица, монах без беса – деньги на ветер.

Монах и бес (2016)

Страна : Россия

Режиссер : Николай Досталь

Сценарий : Юрий Арабов

Продюсер : Игорь Толстунов, Сергей Козлов, Александр Досталь

Оператор : Леван Капанадзе

Художник : Павел Пархоменко

В ролях : Тимофей Трибунцев, Георгий Фетисов, Борис Каморзин, Роман Мадянов, Никита Тарасов, Сергей Барковский

Бюджет : 130 000 000 руб.

Иногда жизнь неожиданно и больно бьет под дых, и вместо задуманных аж еще летом путешествий и приключений мир сужается до: выпить лекарства - пойти на работу (ибо больничные у нас не предусмотрены) - выполнить дома минимум необходимых дел, и…. спать, спать, спать.

Так вот, в какой-то миг ты понимаешь, что живешь-то, по сути, как обычный среднестатистический человек.
Вот только при этом тебе не все равно, что в одном из твоих любимых театров поданный королеве стакан воды решает вопросы истории…. А ты спишь, набитая таблетками.
А в другом - Принцессу Бургундскую на балу угощают костлявыми карасями в сметане… или писатель пытается понять, есть ли в зле эстетика и гармония… а ты спишь.
Или - театр сводит проблемы ГДРовского канцлера Вилли Брандта и сегодняшнего дня… а ты спишь.
Или - Анна Каренина,покидая невероятно обаятельного мужа, от большой любви бросается под поезд… А ты спишь.
Или - может ли человек называться «гадюкой», если он просто не такой, как все… А ты спишь…

Ты спишь, чтобы не плакать: пока ты спишь, мимо проносится стремительная жизнь - и реальная, и театральная.
Ой, всё. А то плакать начну, себя жалеючи…

Есть, правда, еще интернет, в котором можно найти и посмотреть фильмы или те же спектакли…

***
«Монах и бес» не то, что в планах просмотра был - у меня кинопланов вообще нет. Но - про сюжет фильма знала, картинки из него видела.
Еще бы: в главной роли Тимофей Трибунцев, актер уникальный и, благодаря работам в Сатириконе, любимый всей душой. Перетекая в театре из роли в роль, в финале постановки - кого бы не играл! - он доводит зрителя да максимально возможной степени восхищения…. Чем? А непонятно. Потому что то «практически ничего», что он делает на сцене, оказывается самым настоящим чудом.

«Монах и бес» - фильм притча Досталя и Арабова, в котором, кроме милого моему сердцу Трибунцева, играют Борис Камарзин, Роман Мадянов и совсем молодые Георгий Фетисов и Никита Тарасов.

Это история о том, что, по сути, в любом, самом чистом, почти святом человеке, в уголочке души сидит бес. Сидит, и только и ждет возможности вылезти, вырасти и своей чернотой всю чистоту замарать.
Но ведь и в каждом злом демоне есть светлое пятнышко - и вдруг, волей судеб, начнет оно расти… да и выбелит всю черноту.

Собственно говоря, быть чертом намного проще (и приятнее): коли совести нет, то есть и деньги, и возможности… Да и «фуа-гра», как ни крути, намного вкуснее сухой корки - невкусной, но питательной.

И все-таки - не монах Иван бесу поддался, а черт Легион в конце концов в нищий монастырь пришел - тот самый, где когда-то Иван в портомойне трудился… оригинальным способом монастырское белье проглаживая.

Впрочем, смотреть фильм можно, объединяя киношную философию со своей личной и приправляя ее философией общемировой.
А можно просто посмотреть хорошее кино - в первой его части от души посмеяться, во второй, возможно, всплакнув.

Что-то и в цитаты взять.не грех:

«- Еще каюсь... в отсутствии стяжательства, во всепрощении и мудрости.
- Чего?
- Мудрости! Состояние у меня такое специфическое... Испытывал, Владыка?
- Нет, Бог миловал!
- А у меня постоянно. Сижу, бывало, у окна, гляжу на близлежащую жизнь и чувствую - мудрею! - и поделать с собой ничего не могу! Мудрею, и всё тут!» (с)

Этот сценарий написан по просьбе режиссера Николая Досталя и для него. В нем мы пытались приспособить гоголевскую эстетику смешного-страшного для нужд сегодняшнего российского кино. Результат оказался предсказуемым: для финансирования картины не хватает денег.

Остальное содержится в тексте.

Глава первая. Не та каденция

В деревянные ворота кто-то постучал. Мальчишка-инок отодвинул тяжелый засов, и перед ним открылась странная картина. Шел мелкий изматывающий дождик, серое небо было близким, таким, что до него можно было дотронуться рукой, а тут стоит на пороге святого места тщедушный человечек средних лет в заляпанном подряснике и, несмотря на непогоду, дымится. Мальчишка даже рот открыл от удивления, тем более что незнакомец вид имел закопченный, скуфья на голове съехала набок, ни благолепия, ни даже опрятности в пришедшем не наблюдалось.

Ступил на территорию монастыря, ойкнул и упал на землю.

М а л ь ч и ш к а - и н о к. Чего тебе, дядя? Зачем?..

И в а н С е м е н о в и ч. Горю!..

Вокруг же пришедшего стали собираться монахи, оторванные от повседневных дел сим странным появлением. У одного была корзина со свеклой, у другого – коромысло с ведрами, наполненными водой. Столпились, сгрудились вокруг незнакомца, что лежал на земле, а тот лишь стонал и смотрел в низкое небо.

Появился настоятель. В подряснике с широкими рукавами, сделанными из толстой шерстяной ткани, он отличался от остальных разве что опрятностью да дородностью во всей своей фигуре. Впереди него бежал мальчишка-инок, показывая на пришельца пальцем. Опираясь на тяжелую палку, настоятель подошел к незнакомцу и склонился над ним. Принюхался к гари, которая шла от странника.

Н а с т о я т е л ь (монаху). Чего застыл, как истукан? Воду давай!

Досадуя на нерасторопность насельника, сам снял с коромысла ведро с водой и опрокинул его на незнакомца.

Внезапно в кустах громко запела незнакомая птица. Мальчишка-инок, услышав это пение, еще шире открыл рот.

Н а с т о я т е л ь. Разоблачите его.

Монахи принялись исполнять приказ настоятеля, сорвали со странника подрясник, рубаху и оставили его в исподних портках, голым по пояс и с тяжелым железным крестом на впалой груди.

Н а с т о я т е л ь. Ты кто ж такой будешь и чей?

И в а н С е м е н о в и ч. Шапошниковы мы. Иван. Семенов сын.

От холодной воды его била дрожь.

Н а с т о я т е л ь. И много вас таких?

И в а н С е м е н о в и ч. Два брата и три сестры. Наш род известен со времен государя Иоанна Васильевича.

Н а с т о я т е л ь. Это меня и тревожит. С сестрами пришел?

И в а н С е м е н о в и ч. А надо было сестер позвать? Подождите, придут.

Н а с т о я т е л ь. Ждали. Да все жданики съели. Теперь давай о приятном. Горишь почему?

И в а н С е м е н о в и ч. По грехам.

Н а с т о я т е л ь. Так велики?

И в а н С е м е н о в и ч. Больше кузнечика и меньше воловья носка.

Н а с т о я т е л ь. Значит, почти святой. Для таких у меня места нет. Все переполнено грешниками, как церковь в воскресный день.

И в а н С е м е н о в и ч. А пришел генерал-губернатор, место нашлось…

О д и н и з м о н а х о в. Так у него же в портах головешка!

Действительно, из портков Ивана Семеновича сзади высовывалась головешка – черная, как эфиоп. Монах вынул ее из штанов и бросил в лужу. Она испустила предсмертный дым и опочила.

И в а н С е м е н о в и ч (просительно). Из Нило-Сорской пустоши иду. Скит сгорел.

Н а с т о я т е л ь. Вместе с пустошью?

И в а н С е м е н о в и ч (сварливо). Как может пустошь сгореть? Пустота – это ничего, нигил. Еще писатель Шекспир заметил: «Из ничего и выйдет ничего». Подумай своей головой, владыка!

Н а с т о я т е л ь. А знаешь, что синица море зажгла?

И в а н С е м е н о в и ч. Как это?

Н а с т о я т е л ь. Хвостом махнула и всем прочирикала: «Море горит!»

И в а н С е м е н о в и ч. Не понял намека.

Н а с т о я т е л ь. А намек в том, что ты меня все равно не переговоришь. И Шекспиром своим мне в нос не тычь. Иди в баню. Помойся. И вот тебе первое послушание: молчи хотя бы изредка! Со старшим по чину.

Пришедший хотел что-то возразить, но спохватился, опомнился и только замычал. Настоятель поймал себя на мысли, что как будто разговаривает с двумя людьми. Один сварливый и заносчивый. Другой – сирый и стеснительный.

Н а с т о я т е л ь (мальчишке-иноку). Проводи его.

М а л ь ч и ш к а - и н о к А ведь это соловей, владыка!

Он имел в виду пение птицы, которое не прекращалось. Настоятель бросил недовольный взгляд на куст жимолости. Подумав, отвесил мальчишке ленивый подзатыльник.

Н а с т о я т е л ь. В октябре месяце, дурья твоя башка?!

Соловей, будто обидевшись, всхлипнул пару раз и испустил дух. Настоятель величественно, опираясь на посох и выставив живот вперед, пошел в свои каменные покои. А Иван Семенович в противоположную сторону – в деревянную баню, стоявшую на берегу реки.

В железной печи горел ленивый синий огонь. А это означало, что вода подошла и мыться одно удовольствие.

М а л ь ч и ш к а - и н о к Здесь дегтярное мыло и полотенце.

Он показал на полки.

И в а н С е м е н о в и ч. Мыло черно, да моет бело. Так ведь у нас говорится?

М а л ь ч и ш к а - и н о к Не знаю…

И в а н С е м е н о в и ч. Икос вприкось, а кондак и так… Верно? Мыло не мило, коли лицо загнило?

На это несчастный инок вообще не мог ничего ответить.

И в а н С е м е н о в и ч. А знаешь, что ты скоро про меня подумаешь? Мил гость, что душа, избывают его, как ежа.

Он тихонько засмеялся, потирая сухонькие ладошки. Мальчишка опять смолчал.

И в а н С е м е н о в и ч (неожиданно вздорным голосом). А вода лавандовая, кап­ризная для полного одуласьона после горячительного омовения? А втирания масляные душистые? Омела, имбирь и афрыканский лимон? Эфиопские девственницы и принцесса Пальмиры?

Мальчишка замотал головой и что-то невразумительно замычал.

И в а н С е м е н о в и ч (раздраженно). Значит, нету? Тогда иди отсюда и помалкивай.

Инок выкатился в прихожую и прикрыл за собою дверь. Отдышался. Приложил ухо к двери. Он услышал, как льется вода на пол. Почувствовал запах горячего пара, который, казалось, протискивался сквозь стены.

П р и г л у ш е н н ы й г о л о с И в а н а С е м е н о в и ч а. Т-ты что же это делаешь, ирод? Зажарить х-хочешь? К-кипяточек врозь, а т-теплецо западлецо, с-слыхал про такое?

Т о т ж е г о л о с, н о с д р у г о й и н т о н а ц и е й. Да хоть и теплая… А все равно провинция. Никакого респекта. Дворянство по-французски ни бельмеса. Фурье не читают. А в народе мрак, дичь и отупение.

П р и г л у ш е н н ы й  г о л о с  И в а н а С е м е н о в и ч а. Т-так уходи отсюда, ч-чего мучиться и скучать?

Т о т ж е г о л о с, н о с д р у г о й и н т о н а ц и е й. Поп кобылу бранит, а она же его и хранит. Это уже я сам решу. Без твоего совета.

Некоторое время было тихо. Инок только слышал, как льется на пол вода. Он уже хотел уходить, но внезапно его ушей коснулись странные, непонятные звуки. Будто кто-то мычит иль протяжно стонет высоким голосом, но делает это гармонично и музыкально.

Г о л о с  И в а н а С е м е н о в и ч а. З-замолкни! Слышать ее не могу.

Т о т ж е г о л о с, н о с д р у г о й и н т о н а ц и е й. А я все равно буду.

Музыкальные стоны возобновились и стали особенно громкими. Инок не знал, что это играла шотландская волынка.

Деревянные стены монастыря омывала могучая холодная река. На высокой колокольне протяжно звонил колокол.

Монахи и послушники шли в каменный корпус на вечернюю совместную трапезу.

Широким жестом перекрестил длинный стол и сел в центре его. В конце стола стоял монах-чтец и читал вслух житие святого Варлаама Хутынского.

М о н а х - ч т е ц. «…Преподобный Варлаам, чудотворец, родился от богатых родителей в славном городе Новгороде с именем Алексий, но не захотел пользоваться их достоянием…»

Ели пареную репу, вареный горох и полбяную кашу. Настоятель ел, как все, исподтишка присматривая за новым послушником. Шапошников сделался от бани румян, волосы его были чисто вымыты, и ел он жадно, громко жуя и чавкая.

М о н а х - ч т е ц. «…По кончине родителей, раздав все свое имение бедным, Алексий принял иноческий постриг от наставника своего священноинока Порфирия и стал носить имя Варлаам…»

Настоятель оторвался от каши, заметив, что Иван Семенович накладывает себе уже вторую порцию и остановиться, пожалуй, не может.

Иван Семенович оторвал взгляд от тарелки, но жевать не перестал.

Н а с т о я т е л ь. Хороша каша?

И в а н С е м е н о в и ч. Мертвец сказал: «Хороша!» и заснул не дыша.

Н а с т о я т е л ь. Заберите у него тарелку и больше не давайте. (Обращаясь к монаху-чтецу.) Ты читай, читай… Чего замолчал?

Монахи отодвинули от Ивана Семеновича тарелку. Он в последний раз расторопно промокнул ее коркой ржаного хлеба и засунул корку в рот.

М о н а х - ч т е ц. «…Искал он место для уединенных подвигов, и понравился ему на берегу Волхова холм, называемый Хутынь…»

И в а н С е м е н о в и ч. Я н-не то хотел с-сказать… К-каша действительно представительная. Г-генеральская каша. В трактирах и то х-хуже подают.

Н а с т о я т е л ь (с интересом). А ты что, бывал в трактирах?

И в а н С е м е н о в и ч. П-приходилось.

Н а с т о я т е л ь. И горькую поди пил?

И в а н С е м е н о в и ч. Н-ни разу. Жизнь и так г-горька. А был я там в услужении… м-мальчишкой-половым с год, к-когда родителей лишился. П-пока не позвал меня Господь с-странствовать по святым местам…

Н а с т о я т е л ь. Откуда родом?

И в а н С е м е н о в и ч. Из с-славного града Торжка.

Н а с т о я т е л ь (снисходительно). Из Торжка… И чем же живет славный град Торжок – столица христианского мира?

В глазах его зажглись пытливые искорки. Чувствовалось, что настоятелю хотелось узнать что-нибудь про городскую жизнь, что скучно ему в своей пустыни. Да и монахи, сидевшие за столом, перестали жевать и с интересом смотрели на странника. Даже чтец запнулся и читать житие перестал.

И в а н С е м е н о в и ч (перестав заикаться). На досуге отобедай у Пожарского в Торжке. Жареных котлет отведай и отправься налегке… Чем город живет, не знаю, а чем трактир бодрствует, рассказать могу… (Он бросил голодный взгляд на отставленную от него тарелку.) Приехали однажды к нам два столичных литератора. Один длинноволосый с птичьим лицом. Нос, как клюв. Другой легкий, как ветер, и на негра похож. Заказали пожарских котлет. А ты ведь не знаешь, что такое пожарская котлета, владыка? Бьюсь об заклад, что не знаешь…

Настоятель с тоской посмотрел на разложенный в тарелках горох. Обращение «владыка» ему польстило, и он решил не поправлять говорливого послушника.

Н а с т о я т е л ь. Складно врешь… И что же такое эта котлета?

И в а н С е м е н о в и ч. Протертое куриное мясо с косточкой, обваленное в сухарях и сделанное не на огне, а на пару… До полного разрумянивания… так, чтобы масло коровье, которым она обмазана, начинало бы капать вниз, подобно молодому розовому меду из майского первоцвета, меду первой весенней качки… Знаешь про такой мед, пробовал, владыка?

Н а с т о я т е л ь. У меня у самого богатая пасека…

Он отломил корочку хлеба и отправил в рот, чтобы чем-то заесть голод и сдоб­рить слюну, которая поднялась от сдобного рассказа Шапошникова.

И в а н С е м е н о в и ч. Хорошо, что говорю с бывалым пасечником. Так вот, принес я этим литераторам котлет. А тот, что с птичьим лицом, ковырнул при мне одну котлету ножичком и вынул из нее клок белокурых волос… И сам огорчился, сник и помрачнел. А тот, что легкий, расхохотался и прикрикнул на меня: «Что подаешь, неумытое рыло?! Разве мы просили принести екатерининский парик?..» А я отвечаю: «Это не парик-с. Откуда прийти парику-с? Это, верно, куриные перышки-с. Волос нету у курицы, откуда прийти волосам-с? Решительно невозможно-с!..» А сам вспомнил, что наш повар белокур и явился утром во фрамбуазном состоянии и с сильным амбре, потому что намедни ему отказала девица, к которой он питал возвышенные чувства…

Н а с т о я т е л ь (с тоской). И что же, хотя бы выпороли тебя?

И в а н С е м е н о в и ч. Никак нет.

Н а с т о я т е л ь (мечтательно). А я бы выпорол. Розгами с водичкой. По сусалам, по всем твоим тайным мастям!

И в а н С е м е н о в и ч. И я бы тоже. Но тогда обошлось. Легкий попросил чернильницу и перо. Написал на салфетке стишки, которые я запомнил. Про пожарские котлеты. И сказал тому, кто с птичьим лицом: «Не печалуйся, брат! Ты что, не видишь, что здесь одна чудь и меря?»

Н а с т о я т е л ь. Поди обидно было?

И в а н С е м е н о в и ч. А чего обижаться? Меря – тоже человек.

Н а с т о я т е л ь. А Пожарский?

И в а н С е м е н о в и ч (уточняя). Человек ли он? Сие нам неведомо.

Н а с т о я т е л ь. Я не про то. Не друг ли это Кузьмы Минина, что спас наше Отечество от латинян и поляков?

И в а н С е м е н о в и ч. Котлетами с волосами-с? Очень может быть…

Настоятель некоторое время обдумывал ответ. Потом кровь бросилась ему в лицо. Со всего маху он саданул тяжелым кулаком по столу так, что тарелка глиняная раскололась и упала на пол.

Н а с т о я т е л ь. Чего заткнулся? Читай!

Он отвесил подзатыльник монаху-чтецу.

М о н а х - ч т е ц (торопясь и с испугом). «…В одно время, когда преосвященный, отпуская от себя Варлаама, приглашал его опять к себе, преподобный ответствовал: «Владыка мой святый! Аще Бог благословит на первой седмице поста славных и всехвальных апостол, в день пятничный приеду на санях ко благословению преосвященства твоего…» Действительно, в ночь на пяток первыя недели Петрова поста выпал снег на полтора аршина в летний день…»

Н а с т о я т е л ь (нависнув над столом). Значит, так! Слушай меня внимательно! (Вид его был грозен, как у разъяренного быка, и все сидевшие на вечерней трапезе сильно струхнули.) Кормить тебя за так я больше не буду. Мне на тебя гороха не хватит.

Иван Семенович втянул голову в плечи и жалобно кивнул.

Н а с т о я т е л ь. Если хочешь остаться в святой обители под Божьей десницей, то поправишь для монастыря колодец. Ты ведь добр?

И в а н С е м е н о в и ч. Кто добр, тому бобр. А кто не добр, от того и выдра бежит.

Н а с т о я т е л ь. Именно. Коли ешь за двоих, так и поработай за двоих. Это тебе на пару недель. Колодец древний, запущенный, но в прежние времена целебный был. (Он поднялся из-за стола.) Благодарю Тя, Господи, что насытил еси земных Твоих благ. Не лиши нас и Небесного Твоего Царствия, но яко посреди учеников Твоих пришел еси Спасе, прииде к нам и спаси нас… Аминь.

Опираясь на посох, ушел из трапезной. Некоторое время все молчали, переживая случившееся. Потом мальчишка-инок жалобно пробормотал: «Погиб ты, дядя! Совсем погиб!..»

И в а н С е м е н о в и ч. Погиб трухлявый гриб, когда солнышко вышло. А я не погиб. Я плотничать умею с детства.

О д н о г л а з ы й м о н а х. Здесь это не надо… Здесь воду черпать… Вода черная, злая!

Иван Семенович глубоко задумался и пустил лоб складками. Даже всегдашняя веселость оставила его.

И в а н С е м е н о в и ч (опять заикаясь). А в-ведь у меня п-правая рука с-сохнет и левая нога отнимается…

Ответом ему было глубокое молчание.

Деревянный сруб колодца стоял в глубокой лощине, по дну которой протекал узкий ручей. Сруб почернел от времени и был покрыт бурым мхом, из него торчали маленькие грибы на тонких ножках. Иван Семенович заглянул в колодец и отражения своего не увидел. Черная вода подходила почти к самым краям. Опустил руку, пошарил в воде и быстро отдернул… Пальцы были покрыты темной слизью.

И в а н С е м е н о в и ч. Т-там кто-то сидит!

Н а с т о я т е л ь. Должно быть, колодезный дед.

Он бросил к ногам Ивана Семеновича пару ведер.

И в а н С е м е н о в и ч. А это з-зачем?

Н а с т о я т е л ь. Ты что же, ложкой черпать будешь? Или языком?

Он был доволен. В его голове изгнание болтливого Ивана Семеновича из монастыря уже состоялось, и теперь нужен был лишь повод, чтобы воплотить это решенное дело в жизнь.

Напевая себе под нос псалом, он ушел из лощины.

Тщедушный Иван Семенович беспомощно посмотрел на группу монахов, стоявших поодаль. Припадая на левую ногу, подошел к ним.

И в а н С е м е н о в и ч. Это что же такое, б-братцы? З-за что такое испытание?

О д н о г л а з ы й м о н а х. Уходи от нас.

И в а н С е м е н о в и ч. А к-колодец как же? За м-мною пойдет?

О д н о г л а з ы й м о н а х. Тут полк солдат не управится. Ведь черпать надо до дна.

И в а н С е м е н о в и ч (уточняя). До дна? Колодец?

О д и н и з м о н а х о в. А ты как думал? Чтобы грязь всю вылить, нужно до дна.

И в а н С е м е н о в и ч (перестав заикаться). И только? Это ведь не море, а всего лишь колодец. Был уродец, а станет новгородец! (Он сделал несколько приседаний. Согнул правую руку в локте и пощупал несуществующие мускулы.) Становитесь в цепь и лейте гнилую воду в ручей. (Бросился к срубу. Зачерпнул одним ведром черную грязь и передал стоявшему вблизи монаху.) Шевелись! А то мы ко Второму пришествию не управимся.

Ведро пошло по цепи монахов и было вылито в ручей.

И в а н С е м е н о в и ч. Еще ведер нужно! Двух мало!

Мальчишка-схимник проходил мимо и увидел: у колодца стоит многорукое языческое чудовище. Голова у него от Ивана Семеновича, а рук много и в каждой – по наполненному ведру. Мальчишка не знал индийского пантеона и Шиву не признал. Только тряхнул головой и перекрестился.

Да нет, это было всего лишь видение. Иван Семенович тот же, только взмыленный и веселый. Пустые ведра передаются к колодцу, там наполняются грязью и бегут далее к ручью...

Монахи устали, а Ивану Семеновичу хоть бы хны. Более того, скинул он свои драные сапоги из яловой кожи, портки подкатал и залез в ледяную воду.

О д и н и з м о н а х о в. Бог с тобой! Застудишься!

И в а н С е м е н о в и ч. Вода студит, а человек блудит. Что хуже?

О д и н и з м о н а х о в. Не знаю.

И в а н С е м е н о в и ч. И я тоже. На вот держи ведро!

И он протянул монаху ведро, наполненное грязью. Оно пошло по цепи и было вылито в ручей.

Вода в ручье к тому времени сделалась черной и начала выходить из берегов.

Настоятель тем временем сочинял письмо архиепископу. Писарь стоял за конторкой и гусиным пером выводил на бумаге слова, которые диктовал ему владыка.

Н а с т о я т е л ь (диктует). «Ваше Высокопреосвященство! По случаю засушливого лета и поздней осени грибов набрали на двадцать пудов меньше, чем в прошлом, и то большинство с червем, так что заготовить на зиму в достатке не представилось возможным…» Как думаешь, надо ему про червей?

П и с а р ь. Если все взвесить и холодно рассудить во благовремении, то не стоило бы.

Н а с т о я т е л ь. А почему?

П и с а р ь. Червь может подточить его силы.

Н а с т о я т е л ь. Ладно. Не надо про червя.

По-видимому, писарь был его конфидентом: настоятель общался с ним на равных.

Н а с т о я т е л ь. Пиши с новой строки… «А клюквы собрали не более шестидесяти коробов, так как болота посохли, а все, что оставалось, пожрал медведь, который столуется в здешних лесах и проворней нас, потому что зверь…» Как думаешь, надо ему про медведя?

П и с а р ь (мечтательно закусив перо). Если все взвесить и холодно рассудить во благовремении, то не надо.

Н а с т о я т е л ь. Почему?

П и с а р ь. Он может принять медведя на свой счет.

Н а с т о я т е л ь. Тогда вымарывай.

Писарь обмакнул перо в чернильницу и провел на бумаге жирную линию. Настоятель задумался и посмотрел в окно, сосредоточиваясь.

Н а с т о я т е л ь. Пиши далее: «А пчелы хоть и трутневели почти два месяца, но все же принесли отборный липовый мед в июльскую качку, кою и посылаю Вам ко дню Вашего тезоименитства и прошу Ваших Святых молитв. А также прошу греческого елея и свечей в обмен на воск, который посылал Вам ранее…» Ну как?

Писарь не торопился с ответом и продолжал обкусывать перо.

П и с а р ь. Если все взвесить и холодно рассудить во благовремении…

Н а с т о я т е л ь. То и?..

П и с а р ь. Ничего этого не надо. Вряд ли нам чем-то помогут. Пишите, что лето было отличное. Солнце грело. Трава росла.

Н а с т о я т е л ь. Почему?

П и с а р ь. Потому, что неурожай – против ваших интересов. Скажут, плохо управлялся с делами и сошлют в далекую епархию с глаз долой.

П и с а р ь. А про Камчатку вы забыли?

Настоятель задумался. Сказал после паузы…

Н а с т о я т е л ь. Ладно, уговорил. Солнце светило, трава росла… Но про елей и свечи оставь. Я еще новый колокол хотел у него попросить… Удобно ли?

Писарь пожал плечами.

П и с а р ь. Если рассудить во благовремении, то просите только Святых молитв. Точно даст.

В это время в келью вбежал мальчишка-инок.

М а л ь ч и ш к а - и н о к Готово!

Н а с т о я т е л ь. Я тебе сколько твердил, чтоб не входил без стука?

Он взял мальчишку за ухо и отодрал как мог. Мальчишка заплакал.

Н а с т о я т е л ь. Что готово? И где именно?

М а л ь ч и ш к а - и н о к (сквозь слезы). Колодец… Колодец готов!

Настоятель посмотрел на песочные часы, которые находились у него на столе.

Н а с т о я т е л ь. Так и двух часов не прошло… Тебя что, братец, бесы крутят?

Настоятель с тревогой шел к запущенному колодцу. Сзади него семенил сухонький писарь-секретарь, который не счел нужным заканчивать письмо, так как ситуация с колодцем была любопытней, чем какая-то бумага, пусть и к значительному духовному лицу. Из кожаного портфеля, который он нес, торчал деревянный ковш.

Подходя, оба заметили, что у сруба столпились монахи и с тревогой заглядывают в колодец, о чем-то между собой переговариваясь. Увидев настоятеля, расступились, как воды Чермного моря перед пророком Моисеем.

Настоятель заглянул в колодец.

Н а с т о я т е л ь. А где Иван Семенов сын?

О д н о г л а з ы й м о н а х. Пропал. Видать, под воду ушел.

Н а с т о я т е л ь. Так тут воды по пояс!

О д н о г л а з ы й м о н а х. Было по пояс, а стало саженей двадцать в глубину, не меньше.

Настоятель наклонился над срубом, опустил в него ведро, вытащил и понюхал воду.

Н а с т о я т е л ь (писарю). Дай ковш.

Писарь протянул ему резной деревянный ковш, заранее припасенный. Настоятель зачерпнул им воды из ведра и отпил одним глотком.

Монахи насторожились, напряглись, так как настоятель был скор на расправу и зажигался быстрее шведской спички.

Настоятель сделал один глоток из ковша, второй… Отер платком губы.

Н а с т о я т е л ь. Сладка водица!

Здесь все расслабились, заговорили: «Сладка и чиста. И продирает до слез…»

Настоятель наклонился над срубом. Крикнул в прозрачную толщу воды.

Н а с т о я т е л ь. Иван Семенов сын!

И в а н С е м е н о в и ч (недовольно). Да здесь я, чего кричишь?

Он сидел, оказывается, у противоположного конца сруба и сушил на неярком солнце мокрые портянки, разложив их на деревянных мостках.

Н а с т о я т е л ь. Я ничего… А ты чего?

И в а н С е м е н о в и ч. А я из Торжка от мил дружка. Шел на юг, а пришел на север. Чайку горячего не найдется?

Настоятелю захотелось ударить его деревянным ковшом по голове. Но сдержался и себя переборол.

Н а с т о я т е л ь (отдавая распоряжение). Заварите ему сушеной липы. (Обращаясь к Ивану Семеновичу.) Завтра исповедуйся. Причащу тебя.

Он сказал об этом как о благодеянии. Перекрестил колодец вместе с Иваном Семеновичем и отошел в сторонку.

Н а с т о я т е л ь. Что скажешь?

Он обращался к своему секретарю. Писарь в сомнении поджал тонкие губы.

П и с а р ь. Не та каденция. Иллюзией пахнет.

Н а с т о я т е л ь. Вот и я о том же. Думаешь, что каденция сомнительная?

П и с а р ь. «Диалоги» Платона читали? Тени на стенах пещеры, видимый мир лишь отражение реальных сущностей, но не они сами. Компрене ву?

Н а с т о я т е л ь (подумав). Нужно бы келью его обыскать, когда его нет.

П и с а р ь. Аргументум адрем!

Н а с т о я т е л ь. Соблазняет он меня на рукоприкладство. Больше всех других соблазняет!

П и с а р ь. Кайтесь!

Н а с т о я т е л ь. Я бы покаялся. Да что без рукоприкладства будет? Ровным счетом ничего.

Он тяжело вздохнул, посмотрел с тоской на дальний лес и засунул деревянный ковш в портфель секретаря.

Настоятель служил литургию. Он стоял у Престола в алтаре и читал молитву над Святыми Дарами…

Н а с т о я т е л ь. Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа апостолам Твоим ниспославый, Его же, Благий, не отыми от нас! Аминь! Аминь! Аминь! (Тихо дьякону.) Погляди, Иван Семенов сын здесь ли?

Дьякон выглянул из алтаря, приоткрывши северную дверь, но Ивана Семеновича нигде не заметил. Монахи стояли черной стеной и сосредоточенно молились.

Д ь я к о н. Нету.

Н а с т о я т е л ь (громко). Благословение Господне на вас! Всегда, ныне и присно, и во веки веков, аминь!

В это время в церковь вбежал Иван Семенович. Волосы его были взъерошены, под правым глазом чернел большой синяк. Словно помешанный, он обвел взглядом церковь. Нашел глазами дьякона, который в это время выходил из алтаря.

И в а н С е м е н о в и ч (сбивчиво, в величайшем волнении). М-мне исповедоваться… Н-настоятелю. Тут т-такое дело, что и кричать нельзя…

Д ь я к о н. Жди теперь. Вовремя приходить надо!

Он ушел в алтарь. Иван Семенович бухнулся на колени перед святым Распятием и начал биться головой об пол. Распятие зашаталось.

Вскорости из алтаря вышел настоятель в простом подряснике. Религиозный экстаз Иван Семеновича не произвел на него глубокого впечатления. Борясь с неприятным чувством внутри себя, он подошел к аналою, на котором лежали Крест и Евангелие. Иван Семенович, увидев настоятеля, пополз к нему на коленях.

Настоятель, чтобы не наговорить грубостей, закрыл глаза и прочел про себя молитву «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…».

Открыл глаза. Иван Семенович стоял согбенно у аналоя.

Н а с т о я т е л ь (сухо). В чем каешься?

И в а н С е м е н о в и ч. Во всем.

Н а с т о я т е л ь. А если подумать?

И в а н С е м е н о в и ч. Нет такого греха, который бы я не испробовал!

Шапошников сказал это с надрывом, от которого настоятель вздрогнул. Он с испугом посмотрел на монахов, слышат ли они. Такие слова могли любого ввес­ти в соблазн. Но монахи сосредоточенно молились и, казалось, не слышали того, что ляпнул Иван Семенович.

Н а с т о я т е л ь (шепотом). Значит, во всех?

Иван Семенович всхлипнул и кивнул.

Н а с т о я т е л ь (совсем тихо). В убийстве?

И в а н С е м е н о в и ч. В каком убийстве? Издеваешься надо мной, владыка?!

Н а с т о я т е л ь. В воровстве?

И в а н С е м е н о в и ч. Да разве это грех в России?

Н а с т о я т е л ь. В лжесвидетельствовании?

И в а н С е м е н о в и ч. Копай глубже. Самый страшный грех…

И в а н С е м е н о в и ч. Я вообще женщин не знаю и знать не хочу.

Н а с т о я т е л ь. Никогда-никогда?

И в а н С е м е н о в и ч. А что, это такая уж доблесть для монаха в миру?

Н а с т о я т е л ь (начиная закипать). Ты посмотри, все знали, а он не знал! Разве это не дерзость?

И в а н С е м е н о в и ч. Дерзость не мерзость. А мерзость и простить можно.

Н а с т о я т е л ь (взяв себя в руки). Ладно. Понял я тебя всего. Гордец ты. Наполеон. Это ж надо, кого сюда пригнало! Санкюлот ты, братец, вот ты кто!

И в а н С е м е н о в и ч. Конвент давно не посещал…

Н а с т о я т е л ь. А гордыня тебя и так душит без всякого конвента! Кайся в гордыни!

И в а н С е м е н о в и ч. Могу, но только, чтобы сделать тебе приятное.

Н а с т о я т е л ь. Мне приятного не надо. Ты готовился к исповеди, каноны вычитывал, говел?

И в а н С е м е н о в и ч. Я с детства говею и ничего, кроме травы, не ем! Сныть, да крапива, да немного пива!

Н а с т о я т е л ь. Пей, но без меня. И вообще, чего ты хочешь, зачем пришел?

И в а н С е м е н о в и ч. Про самый страшный грех рассказать… Можно?

Н а с т о я т е л ь (мелко перекрестившись). Что ж… Говори!

Иван Семенович сглотнул, запнулся, как если бы не знал, как приступить и с чего начать. Настоятель, готовясь к худшему, нервно затеребил деревянные четки.

И в а н С е м е н о в и ч (страшным шепотом). Любовь у меня в душе неизбывная…

Н а с т о я т е л ь (ужаснувшись). К чему?

И в а н С е м е н о в и ч. Ко всему. Ко всякой твари земной, небесной и подводной. Так-то, мил человек… (Тяжко вздохнул и потупился.) Кузнечика вижу под ногой, и сердце сожмется от жалости. Обойду и перекрещу его. От бездомного котенка и того хуже – сердце рвется…

Н а с т о я т е л ь. А от человека?

И в а н С е м е н о в и ч. Про человека и сказать страшно… Так его люблю, что жить без него не могу. Особенно без врага человеческого.

Последнюю фразу настоятель не оценил по достоинству.

Н а с т о я т е л ь. Погоди, погоди… Ты что, и врагов своих любишь?

И в а н С е м е н о в и ч. Есть такая слабость.

Н а с т о я т е л ь. И врагов церкви Христовой?

И в а н С е м е н о в и ч. Этих – особенно.

Н а с т о я т е л ь. Зачем?

И в а н С е м е н о в и ч. Чтоб они добровольно пришли бы в наши объятия.

Н а с т о я т е л ь. А коли не захотят?

И в а н С е м е н о в и ч. Заставим.

Н а с т о я т е л ь. Что-то у меня сердце сжало… Погоди! (Он вытащил из кармана платок и обтер со лба испарину.) Всё, что ли?

И в а н С е м е н о в и ч. Не всё. Еще каюсь в доброте неизреченной. В отсутствии стяжательства. В самопожертвовании, во всепрощении и мудрости.

Н а с т о я т е л ь. Чего?

И в а н С е м е н о в и ч (объясняя). Мудрость. Состояние ума такое. Специ­фи­че­­-

с­кое. Испытывал, владыка?

Н а с т о я т е л ь. Нет. Бог миловал.

И в а н С е м е н о в и ч. А у меня постоянно. Сижу, бывало, у окна, смотрю на близлежащую жизнь и чувствую: мудрею. И поделать с собой ничего не могу. Мудрею, и всё тут!

Н а с т о я т е л ь. Порок тяжкий.

И в а н С е м е н о в и ч. И я об этом. Отпустишь грехи, владыка?

Н а с т о я т е л ь. Ты погоди… Не торопи меня. (Он наморщил лоб, о чем-то тяжело думая. Подумав, сказал твердо.) Грехи отпустить не могу.

И в а н С е м е н о в и ч (сокрушенно). Хоть не воровал, а тюрьму узнал… Я так и думал.

Н а с т о я т е л ь (уходя от ответа). Просто ты должен сам у меня отпускать, а не я у тебя.

И в а н С е м е н о в и ч. Мне же не положено по чину…

Н а с т о я т е л ь. И на службе тебе бывать не обязательно. Можешь не стоять до конца… Иди, братец, иди!

И в а н С е м е н о в и ч. Куда же мне идти?

Н а с т о я т е л ь. А куда хочешь. На реку иди… (Его лицо внезапно просветлело.) Рыбы мне поймаешь. А я ее закопчу для важных гостей. Ко мне ведь и архиепис­коп приезжает, и вообще…

И в а н С е м е н о в и ч. Да я ведь не ловил никогда…

Н а с т о я т е л ь. Это просто. Плюнь на крючок и закинь в воду… Удочку у братьев возьми. Иди, моя душа, иди. А то мне сейчас причащать надо.

И в а н С е м е н о в и ч. А я бы хотел причаститься…

Н а с т о я т е л ь (в ужасе). Ты что, в уме пошатнулся? Ни в коем случае. Тебе это совсем не к лицу. Вот Распятие поцелуй и довольно… Поди, братец, поди отсюда!

Иван Семенович тяжело вздохнул.

Н а с т о я т е л ь. А синяк где подцепил?

И в а н С е м е н о в и ч. Да так… Сам под глаз взошел. А я подумал: синяк – он не враг, как взойдет, так и выйдет.

Н а с т о я т е л ь. И это правильно. Такое иногда бывает. Незваный гость посидит и быстрее уйдет, коли мы его не торопим.

Он стал суетливо убирать с аналоя Евангелие и Распятие. Иван Семенович хотел приложиться губами к кресту, но настоятель Распятие отдернул и приложиться к нему не дал. Показал кивком головы на большой деревянный крест, стоявший на каноне.

Иван Семенович опустился перед крестом на колени и поцеловал стопы Спасителя. Тревожно озираясь, пошел вон из церкви.

Настоятель, дождавшись, когда он выйдет, подошел к деревянному кресту и тщательно оттер носовым платком место, куда целовал Иван Семенович.

…Он направлялся к монастырским корпусам решительным шагом готового на все лютого администратора. Позади семенил секретарь со своим портфелем. Впереди бежал мальчишка-инок.

Н а с т о я т е л ь. Точно ли ушел?

М а л ь ч и ш к а - и н о к. Только что. Взял удочку и пошел на реку.

Н а с т о я т е л ь. А как ведет себя в келье? Не балует?

М а л ь ч и ш к а - и н о к. Не балует. Но молиться мешает.

Н а с т о я т е л ь. Чем же?

М а л ь ч и ш к а - и н о к. Шумит очень. То стук громкий, будто жернов по полу катают, то стон дикий, а иногда и смех.

Настоятель бросил красноречивый взгляд на писаря.

Н а с т о я т е л ь. Ты понял?

П и с а р ь. Про это и в житиях сказано. Бог строит церковь, а черт пристраивает колокольню. Ноэль вполне заурядная.

Н а с т о я т е л ь (себе под нос). Я эту ноэль порушу… И никакую каденцию к себе в монастырь не пущу!

Втроем они вошли в братский корпус.

Настоятель принюхался, словно собака на охоте. Циновка на кровати была смята и скомкана, икона Спаса лежала на полу.

Н а с т о я т е л ь (мальчишке-иноку). Погляди, нет ли чего в его кровати… Небось горох ворует и прячет…

Мальчишка-инок начал рыться в циновке. Впрочем, обыск получился коротким, потому что в руки сразу попались какие-то странные предметы. Мальчишка таких никогда не видел: то ли предметы туалета, то ли черт знает что, так сразу и не разберешь…

Он выложил их на кровати перед настоятелем. Тот посмотрел на них и дико захохотал.

Мальчишка от ужаса перекрестился, потому что смех настоятеля казался страшнее гнева. А настоятель все хохотал и хохотал. И остановиться никак не мог…

Перед ним на монастырской кровати лежали дамские чепец, капот и папильотки.

Он вдруг схватил мальчишку за грудки, придвинул к себе так, что подрясник на иноке затрещал и треснул.

Н а с т о я т е л ь. Ко мне этого сукиного сына! Сейчас же! Немедленно! Ко мне!

На деревянных мостках стояли три бабы и полоскали в студеной воде белье.

О д н а  и з  б а б. А это что еще за статуя?

Она имела в виду Ивана Семеновича, который возвышался на берегу, как изваяние, с удочкой наперевес.

Р ы ж а я. Ты кто ж такой будешь?

И в а н С е м е н о в и ч. Рыбак. А ты?

Р ы ж а я. А я – рыжая бесстыжая. Ты уду свою подбери. А то шалаболы болтаются, тебя бабы пугаются.

Бабы дико захохотали.

И в а н С е м е н о в и ч. Не могу. Мне моя уда всегда дорога.

Р ы ж а я. А такую, как я, поймать сможешь?

И в а н С е м е н о в и ч (честно). Нет.

Р ы ж а я. Значит, ты дурак, а не рыбак. Здесь рыбы отродясь не было.

И в а н С е м е н о в и ч. Но меня же послали… Значит, есть.

Р ы ж а я. Послали, да не туда. Червя-то накопал?

И в а н С е м е н о в и ч. Не… Мне сказали на крючок плюнуть. И всё.

Р ы ж а я. Твой крючок, как паучок. Вблизи не увидишь.

И в а н С е м е н о в и ч (совершенно расстроившись). А н-ну вас, б-благочестия у вас ни на г-грош нет… (Обращаясь неизвестно к кому.) В-вот что ты н-наделал, сволочь! Как ты меня подвел!

И в а н С е м е н о в и ч (не заикаясь). Благочестие – это предрассудок. Руссо читал?

И в а н С е м е н о в и ч (заикаясь). З-зачем?

И в а н С е м е н о в и ч (не заикаясь). Надо. Прочтешь. На языке оригинала. Я тебе выпишу из Парижа.

О д н а б а б а д р у г о й. Да он сам с собой говорит. Поведенный!

Р ы ж а я. Кого только в монастырях держат? Весело, как в желтом доме!

Они быстро собрали свое белье и пошли в деревню, боязливо оглядываясь на Ивана Семеновича.

И в а н С е м е н о в и ч (реке). Как Иона забрался во чрев кита, так сюда придут лосось и кета... (Самому себе.) Бросай!

И в а н С е м е н о в и ч (заикаясь). А п-плевать н-нужно?

И в а н С е м е н о в и ч (не заикаясь). Как хочешь.

Он подумал, поглядел на крючок и все-таки плюнул. Неумело забросил леску в воду. Крючок упал у самого берега в мелководье.

Внезапно в воде мелькнула какая-то гигантская тень. Леска напряглась. Удочка захотела вырваться из рук Ивана Семеновича, он изо всех сил вцепился в нее и по инерции полетел в воду…

На письменном столе были разложены страшные улики, найденные в келье послушника, – капот, чепец и папильотки. В камине трещал огонь. Настоятель сидел в деревянном кресле и в ожидании Ивана Семеновича слегка задремал…

Вдруг пробудился от какого-то шороха… Протер глаза и в ужасе вскочил со своего кресла.

Перед ним сидело высокое духовное лицо в роскошном клобуке и с большой панагией на груди, изображение на которой, правда, было стертое и в полумраке вообще неопределимое. По виду архимандрит какого-то крупного монастыря, не меньше.

Д у х о в н о е  л и ц о. Что же ты, братец, так распустился?

От голоса его настоятель внутренне задрожал. Что-то было в нем повелительное, генеральское. Лицо аскета с пронзительными острыми глазами не оставляло сомнений: настоятелю будет большая выволочка. Понять бы только, от кого и за что…

Н а с т о я т е л ь. Стеснение в средствах… Самого необходимого в монастыре нету, свечей и тех не хватает.

Д у х о в н о е  л и ц о. А стеснение в душе?

Н а с т о я т е л ь. И этого довольно. А вы откуда… ваше Высокопреосвященство? Не из столицы ли?

Д у х о в н о е  л и ц о. Из Томской губернии. Кумандинский монастырь имени святого Фомы неверующего. Слыхал про такой?

Н а с т о я т е л ь. Кажется, припоминаю…

Архимандрит задумчиво взял в руку папильотку, приставил ее к глазам и положил рядом с капотом.

Д у х о в н о е  л и ц о. Так…

Н а с т о я т е л ь. Да это… Мальчишки одного. Безделица. Хочу отодрать за уши и отпустить…

Д у х о в н о е  л и ц о. Сам себе власы крутит или другим?

Н а с т о я т е л ь (тяжело). Другим.

Д у х о в н о е  л и ц о. Значит, цирюльник.

Н а с т о я т е л ь. Возможно. Но он это делает без согласия публики.

Д у х о в н о е  л и ц о. Но, может быть, для их духовной пользы. Презумпция невиновности… Есть такая презумпция в твоем монастыре?

Н а с т о я т е л ь. Тут всякое бывает. Но такого еще не встречал.

Д у х о в н о е  л и ц о. А у меня есть. Мы успешно сопрягаем ее с церковным уставом и римским правом, откуда эта презумпция выводится методом общей индукции.

Н а с т о я т е л ь (чувствуя, что на него наваливается морок). Презумпция… Чайку не хотите ли с чабрецом?

Д у х о в н о е  л и ц о (сухо). Я пью только сырую воду. (После паузы.) Что же ты гонишь блаженного Иоанна, игумен? Почто со света сживаешь?

Н а с т о я т е л ь. Это вы про кого?

Д у х о в н о е  л и ц о. Про Ивана Семенова сына. Ведь он почти святой. (Лицо его начало болезненно дергаться, губы искривились, и стал он беспокоен и страшен.) Слава о нем впереди него бежит. С юности ходит по монастырям. Кроток, как агнец. Чудотворствует. Гляди, канонизируют его через полторы тыщи лет, что ты тогда скажешь? Как запоешь?

Н а с т о я т е л ь. Через полторы тыщи лет я ничего не скажу.

Д у х о в н о е  л и ц о. Значит, другие за тебя скажут. Был, мол, на земле один недалекий игумен. Со свету сживал. Живьем в землю закапывал. Бил и гнал. Я бы на твоем месте его бы отрыл.

Н а с т о я т е л ь. Где взять такую лопату?

Д у х о в н о е  л и ц о. А где хочешь. Приблизил бы к себе. Доверил бы казну и управление. Подготовил смену. Ведь ты не молод. За многим уже не поспеваешь. Уснешь ночью, и во сне – удар. А может, и того хуже – на утренней службе в воскресный день. А здесь – человек, на которого можно всегда положиться. Наш человек. Твоя обитель по всей земле прогремит. Доходы монастыря утроятся…

Н а с т о я т е л ь. Побойтесь Бога, какие здесь могут быть доходы?

Д у х о в н о е  л и ц о. А про земли ты позабыл? Помещики сами тебе их отпишут вместе с крестьянами и заливными лугами. И будут на коленях стоять, чтоб ты их деревеньки принял. (Он вдруг наклонился вперед, набычился и посмотрел игумену прямо в глаза.) И про леса не забывай, баранья твоя башка! Лес, казалось бы, самое бесполезное дело, когда стоит. Какая от него польза? Только комары да хищники. Но когда лес ляжет, он превращается в золото. Древесина всегда в цене. Вырубишь, продашь, а у Ивана Семеновича спросишь, кому продать. На Восток или на Запад. Он тебе подскажет. И никто не прогадает. Вы вдвоем при гешефте, в обители свечей и масла, как грязи… А вместо леса простор и приволье. Легко дышится и живется легко. Только ветер гуляет по холодной пустыни туда-сюда, туда-сюда… Фьюить! (Он издал губами свистящий звук.) Так-то! (Встал и поправил на себе мантию.) Засиделся я у тебя. В дорогу пора. До Куманды путь недолог.

Н а с т о я т е л ь. Понимаю. Куманда есть Куманда.

Д у х о в н о е  л и ц о. Куманда – ерунда. Но служение – вне разумения. Прощай!

Он направился к двери.

Н а с т о я т е л ь. А почему вы сами его к себе не возьмете? В Куманду?

Д у х о в н о е  л и ц о. Куманда готова, а он еще нет.

Вышел из кельи и прикрыл за собою дверь.

Игумен некоторое время стоял посередине кабинета, собираясь с мыслями и наморщив лоб. Потом вдруг выбежал в предбанник с криком…

Н а с т о я т е л ь. Крест… Был у него крест?!

Писарь сидел на своем месте, будто пораженный громом. Игумен от захватившей его разгадки схватил писаря за грудки.

Н а с т о я т е л ь. Был ли у него наперсный крест или нет?

П и с а р ь. Какой на даме может быть наперсный крест?..

Н а с т о я т е л ь. Ты что плетешь?

П и с а р ь. Сдобная такая, дебелая… Тридцать три удовольствия. Мне, говорит, назначено… Мне, говорит, можно, а другим, говорит, нельзя... Я уж не знал, что думать. Столичная дама и в мужском монастыре... Нонсенс. Апория Зенона...

Н а с т о я т е л ь. Пьян ты, что ли?

П и с а р ь. А вы платочек ее понюхайте. Уронила случайно. Чувствуете? Горная лаванда. Вода с суспензией. Не для нашей глуши.

Он протянул игумену батистовый платочек с вышитым на нем розовым сердцем.

Тот понюхал и начал истошно кашлять.

Внезапно в коридоре послышался какой-то шум. Трое монахов внесли в ­келью огромную рыбу, аршинов десять длиной. Двое держали ее по краям, а один положил на плечо, словно тяжелую балку. Голова у рыбы была круглая, почти человеческая. Из-под носа выглядывали усы, а на голове торчали маленькие рожки.

Н а с т о я т е л ь. Что это? Зачем?

И в а н С е м е н о в и ч. Вы же сами п-просили... Во с-славу Божью. А р-рыбину ж-жалко. Не виновата она.

Рыба посмотрела на них круглым печальным глазом и тяжело вздохнула.

Руки Ивану Семеновичу скрутили толстой пенькой, а ноги спеленали морским канатом.

И в а н С е м е н о в и ч. А н-ноги зачем?

Н а с т о я т е л ь. Чтоб ты обратно не пришел.

И в а н С е м е н о в и ч. А р-руки?

Н а с т о я т е л ь. Чтоб в носу не ковырялся.

Он сидел на деревянной скамеечке и смотрел, как монахи пеленают Ивана Семеновича, словно египетскую мумию.

Н а с т о я т е л ь. И рот ему заткните. А то будет пословицами сыпать, как горохом.

Он подал батистовый платочек с розовым сердцем. Монахи запихали его в рот Ивану Семеновичу. Тот стал кашлять и стонать.

Н а с т о я т е л ь. Несите его на пристань, отцы!

У деревянной пристани стоял узкий плот. На него погрузили связанного Ивана Семеновича, который стал кроток, молчалив и смотрел широко открытыми глазами в ясное небо. Тучи ушли. Красное солнце садилось за горизонт.

Н а с т о я т е л ь. Господи, Живый Путю, путешествовавший с рабом Твоим Иосифом, спутешествуй, Владыко, и рабу Твоему Иоанну, всякого обуревания и наветов избавь, мир и благоволение, и возвращение паки устрой!

П и с а р ь (шепотом). А про возвращение вы зря сказали!

Н а с т о я т е л ь. Надеюсь, что Он не услышит…

И показал глазами на небо. Ударил церковный колокол. Монахи отвязали плот от пристани и толкнули его вниз батогами, пустив по течению.

Настоятель задумчиво поглядел на уплывающий от него плот. Перекрестился и, опираясь на посох, пошел в монастырь.

Внезапно он услышал за собой какие-то крики. Оглянулся. Плот плыл против течения. В этом не было никаких сомнений. Вот по течению вниз проплыла ветка березы, вот, подобно детским корабликам, проплыли за ней желтые листья…

Но плот шел против них. Приблизился к пристани и тяжело ткнулся в нее деревянным боком. Настоятель заметил, что Иван Семенович по-прежнему недвижим – лежит на спине связанный и смотрит в ясное небо.

Н а с т о я т е л ь (сорвавшись и не совладав с нервами). Гоните его! Гоните ко всем чертям!

Но его призыв был тщетен. Кто-то из монахов уже стоял на коленях, пораженный Божьим чудом, кто-то суеверно крестился и твердил молитву против нечистой силы.

Чувствуя, что с ними каши не сваришь, настоятель бросился к пристани и, навалившись всем телом, отогнал плот от берега.

Иван Семенович тяжело и громко вздохнул. Плот, немного подумав и как будто бы согласившись с течением, пошел вниз, но вдруг резко сменил направление и снова налетел на пристань. Так налетел, что настоятель от тяжелого удара упал на доски.

Церковный колокол звонить перестал. Воцарилось глубокое безмолвие во всей христианской земле. Настоятель сидел на пристани и с ненавистью смотрел на связанного Ивана Семеновича.

Спеленатого Ивана Семеновича двое монахов поставили перед настоятелем в вертикальное положение. Чтобы тело не упало, они подперли его по бокам.

Н а с т о я т е л ь. Развязывать не надо. И платок изо рта вытаскивать не надо. (Он подошел к Ивану Семеновичу, внимательно вгляделся в его глаза.) Значит, с водой дружишь?

Иван Семенович только замычал.

Н а с т о я т е л ь. Будешь белье стирать. Что, не согласен? Не слышу ответа!

Он вынул изо рта Ивана Семеновича платок.

И в а н С е м е н о в и ч. Порты под дождь попали, сами себя постирали…

Н а с т о я т е л ь. Я так и думал. (И снова заткнул ему рот платком.) Там и жить будешь. При портомойне. И на глаза мне не попадайся, а то прибью. (Отдавая распоряжение монахам.) Унесите тело.

Ивана Семеновича унесли в коридор.

Иероним Босх. «Искушение святого Антония». 1505–1506

Глава вторая. Жила-была рессора

По дороге ехала странная процессия: жандармы спереди и сзади, впереди – две кареты, блестящие золотом и с двуглавым орлом на дверях, лошадки справные, вышколенные, копытами стучат, словно шелк ткут: цок, цок, цок… И от великолепия этого, от силы и достоинства хочется пасть на колени и пропеть, например, марш Преображенского полка или еще чего…

Звонарь увидел их с колокольни и чуть сознание не потерял от ужаса. Начал звонить в колокол на всю округу, монахи высыпали из келий, бросили ежедневную работу и послушание, даже сам настоятель с секретарем прибежали под колокольню.

Н а с т о я т е л ь (сложив ладони трубой). Чего лупишь, дурень? Пожар, что ли?

З в о н а р ь. Хуже…

Он взмахнул руками и бить в колокол перестал.

Н а с т о я т е л ь. Разве может быть что-то хуже пожара?

П и с а р ь. Может. Приезд августейшей фамилии…

Настоятель взмахнул на него руками, перекрестился и схватился рукою за сердце.

Ворота монастыря открылись. В них въехал сначала один жандарм, потом второй, третий… А потом показались две кареты.

Приехавшие заполнили весь монастырский двор. Остановились в безмолвии. Было слышно, как шумит в вышине ветер.

Дверь первой кареты отворилась, и из нее вышел молодец огромного роста с усами торчком и взглядом столь величественным, что от него хотелось лезть на стену.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Ну и дороги! Почто меня Бог наказал такими дорогами? Кто ответит? Александр Христофорович, душа моя… Родовое ли это проклятие России или будет вспоможение Всевышнего и заживем мы когда-нибудь, как люди?..

Настоятель почему-то решил, что обращаются именно к нему и что он со своим духовным опытом должен обстоятельно ответить на этот непростой вопрос.

Н а с т о я т е л ь. Если рассудить во благовремении и нечеловеческим разумением, то дороги нам совсем не нужны… и даже определенно вредны.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Молчи, старик! Это я не тебе.

Хоть они были примерно одного возраста, но приехавший чувствовал себя явно моложе.

Из второй кареты вышел почти такой же красавец, только чуть меньше ростом, но выправкой и усами мог бы поспорить с первым. Качественные были усы, породистые. И эта порода обоих сразу бросалась в глаза.

Второй присел на корточки и посмотрел на колеса кареты.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (на французском). Кажется, ваше величество, путешествие наше завершается на минорной ноте. Рессора погибла. Да и все колесо под угрозой.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на французском). А я всегда был против листовой английской рессоры. Кто их только в Россию завез?

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (на французском). Если честно, то я выписал дюжину рессорных карет из Лондона.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на французском). Значит, этот старик прав? (Он показал глазами на настоятеля.) Не нужны нам дороги и рессорные кареты не нужны?

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (на французском). Я бы так не сказал. Старик темен, как копоть. И темноту эту хочет распространить на все образованное сословие.

Губы настоятеля затряслись. Почувствовал, что говорят именно о нем. Как за последнюю соломинку, ухватился он взглядом за писаря. Тот тихонько вытащил из кожаного портфеля небольшую рукописную миниатюру, изображавшую государя Николая Павловича в полный рост, и показал ее настоятелю. Тот, взглянув на портрет, побледнел еще больше и грохнулся на колени. Вслед за ним упали на землю и все монахи, все насельники…

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на русском). Вставай, старик. Что за условности? Мы все-таки живем в просвещенном веке, и сословные предрассудки теперь не в чести.

Однако по голосу государя чувствовалось, что он доволен. Подошел к настоятелю, попытался силой поднять его с земли, но настоятель замычал что-то, занервничал и бросился на землю, щелкая зубами. Кажется, у него начинался эпилептический припадок.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на французском). Он сейчас умрет от своего патриотического чувства.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (на французском). Это проблема решается довольно просто.

Он подошел к настоятелю, который к тому времени начал есть сырую землю, и наклонился к нему.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (шепотом, душевно). Шпицрутенов захотел, старая каналья?! Сейчас же встать!

Настоятель выплюнул изо рта сухую траву и тут же поднялся на ноги.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Ты кто?

Лицо его вдруг отвердело, круглые глаза сделались стеклянными. В голосе зазвенел металл, от которого дамы в Зимнем дворце падали в обморок. В одно мгновение симпатичный и породистый человек превратился вдруг в василиска.

Н а с т о я т е л ь. Игумен… Наставник сих скорбных мест.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А зачем на колени упал? Думаешь, мне легко так с тобой говорить?

Н а с т о я т е л ь. Не думаю. Я вообще никогда не думаю.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Тогда чем ты отличаешься от моих министров?

Н а с т о я т е л ь. Тем, что живу в медвежьем углу…

Николай Павлович неожиданно расхохотался. Ответ ему явно пришелся по душе. Василиск исчез, и глаза его снова сделались человеческими.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на французском). Ты слышал, граф? А старик-то дерзок!

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (на французском). Спросите у него, ваше величество, есть ли у них человек, чтобы починить английскую рессору.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Есть ли у тебя человек…

Н а с т о я т е л ь (не давая досказать). Нету.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А кто ж тогда эти?

Он показал рукой на согбенных монахов.

Н а с т о я т е л ь. Это не люди. Это агнцы.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Мне все равно. Рессору починить могут?

Н а с т о я т е л ь. Ни Боже мой!

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Ну да, ну да… Если рассуждать по-твоему, то ни рессоры не нужны, ни дороги… А почему?

Н а с т о я т е л ь. Потому. Что коли дороги будут, то по ним неприятель проедет. И в самое сердце России попадет.

Государь задумался. Дерзкий ответ настоятеля не показался ему глупым.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Вот-вот, душа моя… Старик-то дело говорит.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (на французском). Нашли кого слушать… Железная дорога. Она решит нашу проблему.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на французском). В его словах что-то есть… Он не так глуп, как кажется. Русские вообще не глупы.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Не глупы, но строптивы.

Николай Павлович огляделся. Задрал голову и посмотрел на колокольню. Увидал снизу, как смотрит на него звонарь, от великих чувств даже рот приоткрывший.

Государь глубоко вздохнул, перекрестился на церковь.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Воздух провинции… Люблю.

Подал руку настоятелю. Тот впился в нее губами.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (смиренно). Приюти нас, святой отче… Не гони. Передохнуть нам надо. Устали очень.

Дым и пар вырывались через приоткрытую дверь. Лицо Николая Павловича покраснело, на лбу выступили капли пота. Он уже снял с себя наружную одежду и сидел в предбаннике в нижней рубахе поверх корсета.

Выглянул в узкое окошечко. Монахи стояли вокруг бани скорбной стеной, впереди других чернел настоятель и безмолвно шевелил серыми губами, по-видимому, молился. Рядом с ним стояли навытяжку два жандарма.

Государь закатал рубаху и попытался сам расстегнуть корсет из китового уса, который носил при людях и особенно в поездках. Но пальцы не слушались, и корсет никак не расстегивался.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (открывая дверь в баню). Хватит топить, подойди-ка сюда!..

Он обращался к мальчишке-иноку, который лил на раскаленные камни желтоватую жидкость из большой бутыли. Камни дымились. Тесное пространство бани было в чаду.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Что льешь?

Мальчишка безмолвно смотрел на него, раскрыв рот.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Ты что, никогда не видал голого солдата? Корсет расстегнуть можешь?

Он повернулся к мальчишке спиной, по-прежнему держа рубаху поверх бедер, но не снимая ее.

Мальчишка увидел лопатки, покрытые слоем жира. Многочисленные родинки, спускавшиеся от плеч к корсету. Кожа была бело-розовой, почти атласной.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Там должны быть крючки и петли. Расстегни их!..

Николай Павлович не сдержался и дал мальчишке по рукам. Тот неожиданно стал защищаться и слегка задел открытой ладонью руки государя.

Тот, перестав драться, посмотрел мальчишке в глаза… Их взгляды встретились. Государь прочел в глазах инока отчаяние загнанного зверя.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Мандта позови. Или кого-нибудь из охраны.

Мальчишка попятился, по-прежнему держа руки на весу для защиты. Открыл спиною дверь. Оступаясь, побежал к людям, стоявшим в оцеплении.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на французском, самому себе). Полный идиот!

Принюхался к бутыли, из которой мальчишка лил жидкость на камни. Смочил жидкостью руки и понюхал.

Дверь приоткрылась, в нее заглянул запыхавшийся человек с кожаным саквояжем, напоминавший титулярного советника. Лысина его была тщательно зачесана редкими волосами.

Л е й б - м е д и к (на немецком). Я запрещаю вам это, ваше величество!

Он начал руками разгонять пар, скопившийся в предбаннике.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на немецком). Понюхай, Мандт, что это такое?

Он имел в виду бутыль. Лейб-медик наклонился к бутыли, заглянул в узкое горлышко и шумно втянул в себя воздух.

Л е й б - м е д и к. По-моему, хлебный квас.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А по-моему, что-то более крепкое.

Л е й б - м е д и к. То и другое вам непозволительно. Кровь может прилить к голове.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А баня?

Л е й б - м е д и к. Ни в коем случае.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Тогда хоть корсет расстегни. Мне это и будет отдых.

Оба говорили на немецком. Мандт умело расстегнул корсет и положил его на деревянную лавку, сев рядом. Николай Павлович откинулся на лавке, прислонившись спиной к стене.

Л е й б - м е д и к. Здесь очень душно и жарко. Вам нужно уходить.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Но они догадаются, что я не мылся.

Л е й б - м е д и к. А мы им не скажем.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Тогда хоть воду вылей из ведер, чтоб они слышали.

Мандт вошел в баню. Вылил на пол сначала одно ведро воды, потом другое.

Со двора раздалось молитвенное пение настоятеля. Значит, на улице услыхали, что государь моется.

Мандт возвратился в предбанник. Николай Павлович по-прежнему сидел на лавке, прислонившись спиной к стене. На лбу его выступила крупная испарина.

…Его голова напоминала голову медузы Горгоны. Волосы были толстыми и пульсировали. Лицо сделалось бледным, как у статуи в Зимнем дворце.

К голове государя были приставлены пиявки. В коридоре послышались чьи-то шаги.

Г о л о с  А л е к с а н д р а  Х р и с т о ф о р о в и ч а (из-за двери). Ваше величество! Они говорят, что все готово. Зовут на вечернюю трапезу.

Л е й б - м е д и к. Я бы не советовал.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Скажи, что скоро буду. (Мандту.) Снимай!

Лейб-медик осторожно снял пиявку с одного виска, потом отодрал от другого. Протер виски спиртом, намазал розовым маслом…

Л е й б - м е д и к (на немецком). Ваша добросовестность в исполнении своих обязанностей изумляет.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на немецком). Я всего лишь простой солдат.

Л е й б - м е д и к. И кто же вам приказывает?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Долг и присяга.

Л е й б - м е д и к. Скорее, вам приказывают обстоятельства.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Это одно и то же. (Он задумчиво посмотрел на пиявки, раздувшиеся от его собственной крови.) Кто в этой стране самый несвободный человек?

Л е й б - м е д и к. Не могу знать, ваше величество...

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Этот человек – я.

…Он вошел в трапезную бледный, но не держась за Мандта, который шел рядом. Перекрестился на иконы, занял свое место во главе стола, все пространство которого занимала диковинная рыба с усами и рожками на круглой башке – та самая, которую поймал Иван Семенович.

Н а с т о я т е л ь. Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою, исполняеши всяко животна благоволения. Аминь.

Все сели за стол.

Н а с т о я т е л ь. Водится в здешних водах. К приезду вашего величества Бог послал.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Как называется?

Н а с т о я т е л ь (с ужасом глядя на писаря). Как называется?

П и с а р ь (с важным видом). Монструс экзоссе.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на французском, адъютанту). Положи мне, Анри, маленький кусочек этого монструса.

Адъютант осторожно отрезал от рыбы небольшой кусочек средней тяжести и положил на тарелку государю.

Все сидели как на иголках. Настоятель был бледнее стены.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А ты зря, граф, не пошел в здешнюю баню. Будто десяток лет сбросил…

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Вы же знаете, ваше величество, что я исповедую европейские ватерпринципы. Русские бани скоро совсем уйдут.

Николай Павлович ковырнул вилкой в тарелке. Положил кусочек в рот. Медленно прожевал. На лице его отобразилось сдержанное изумление. Рыба была очень странного вкуса.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Ватерклозет – вещь удобная. Но я не могу себе представить Россию с одними ватерклозетами. Что будет с моим народом при подобном порядке вещей?

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Вместо народа будут инженеры. Ученые. Адвокаты.

Он говорил не совсем серьезно. Но на последнем слове государь бросил вилку на стол и шутки не оценил. Все сидевшие в трапезной почувствовали: граф ляпнул что-то не то.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Скажи, святой отец, нужны ли нам адвокаты?

Он обращался к настоятелю. У того затряслись губы от ужаса.

Н а с т о я т е л ь. Ни Боже мой!..

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Вот, граф, послушай этого мощного старика!

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (на французском). Этот мощный старик съел свой мозг.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на русском). Адвокаты… Кругом одни адвокаты! Вот что ты готовишь нам своими ватерклозетами!

В государе поднялась желчь. Лейб-медик незаметно пощупал пульс на его руке. Настоятелю захотелось спрятаться под стол.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Мирабо был адвокат! Марат был адвокат!.. Робеспьер…

Он запнулся, подбирая нужное слово.

П и с а р ь. Этот – еще лучше...

Казалось, он единственный за столом был уверен в себе.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (вскричав). Что несешь? Почему Робеспьер еще лучше?!

П и с а р ь. Он рубил головы адвокатам.

Глаза Николая Павловича остекленели и приняли выражение, как у василиска.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (грозно). Кто таков?

П и с а р ь. Литератор здешних мест. Самоучка. Нужду познал сызмальства.

За столом возникло гробовое молчание. Государь неожиданно встал, подошел к писарю и поцеловал его в губы.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Метко сказал про Робеспьера. Молодец!

Все облегченно вздохнули, потому что гром лишь прогремел, а гроза так и не пролилась.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (возвратившись на свое место). Адвокаты России не нужны. А литераторы… Вот если бы они принимали присягу, как военное сословие, тогда – другое дело.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. С последним абсолютно согласен.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Разве литератор знает, что такое фортификация? Гидравлика? Точный инженерный расчет?.. Нет, не знает. А прежде всего не знает Отечества, не знает наших особенностей, таких как их Бог дал… У нас все свое, и англичане нам не указ. Скажу более: и ватерклозеты у нас должны быть свои, особенные, и железная дорога своя, не такая, как у англичан.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Что может быть особенного в железной дороге?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А это тебе лучше знать, душа моя! Ты ведь у нас член Комитета по моим железным дорогам, не я!..

Тучи начали рассеиваться. Но все равно в воздухе висело напряжение, и Александр Христофорович решил перевести разговор на другую тему.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (обращаясь к настоятелю). А есть ли в твоем монастыре какие-нибудь чудеса?

Настоятель сглотнул и потупился.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Таинственные знамения? Святые подвижники? Призраки, крики, тени на стене?

Н а с т о я т е л ь. Ваше сиятельство… О чем вы? О призраках и не мечтаем. Нам бы зиму пережить без голода… Это и будет для нас величайшее чудо.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Уж второй раз путешествую по России и только и слышу: голод, голод, голод… Разве страна наша оскудела умом, разве поля обезлюдели и земля перестала рожать? А из всех чудес – только сломанная английская рессора, которую и починить некому… Отчего это? Кто виноват?

Кровь прилила к его голове, щеки покраснели, и в светлых глазах стали заметны красные прожилки.

О д н о г л а з ы й м о н а х (решившись). Нет. Не так.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Что плетешь? Почему не так?

О д н о г л а з ы й м о н а х. Есть в нашем монастыре чудеса. Великие и не­пос­­­-

Настоятель хотел влепить ему подзатыльник, но сдержался, не влепил…

О д н о г л а з ы й м о н а х. Я правду говорю, святой отец! И перед своим государем-императором не совру! (Он вдруг бросился на пол и стал бить перед Николаем Павловичем поклоны.) Великие знамения и великий подвижник!.. Реки ему повинуются, вода служит… И суть вещей для него открыта!

В глазах государя зажегся пытливый интерес.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (настоятелю). Что скрываешь, игумен? Какой под­-

Н а с т о я т е л ь. Да не подвижник это и не чудо.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А что?

Н а с т о я т е л ь (крестясь). А черт его знает что! Когда Спаситель ходил по водам, вот это было чудо! А здесь… А здесь всего лишь плот поплыл против течения…

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А был ли на плоту парус?

Настоятель отрицательно мотнул головой.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Даже паровые корабли и те плывут против течения с трудом. А простой плот… Это ли не чудо?

Н а с т о я т е л ь. Не чудо.

О д н о г л а з ы й м о н а х. А то, что колодец старинный он за час от скверны очистил?

Н а с т о я т е л ь. Не чудо.

О д н о г л а з ы й м о н а х. А то, что горит и не сгорает? И то, что рыба к нему сама плывет, как к апостолам?

Н а с т о я т е л ь (упрямо). Не чудо, не чудо, не чудо...

Настоятель был вне себя. Он бежал, оступаясь и тяжело дыша. Пару раз даже упал, споткнувшись о коренья.

Деревянная прачечная стояла на берегу реки недалеко от бани. Игумен увидел, как Иван Семенович носит в ведрах воду. Не из реки в прачечную, а, наоборот, из прачечной в реку. Но обстановка была столь напряженной, что очередное чудачество Шапошникова не вызвало в настоятеле обычного приступа гнева.

Иван Семенович вылил в реку сначала одно ведро воды, потом другое.

И в а н С е м е н о в и ч. А я подумал… Зачем воду от реки отнимать? Ей ведь обидно. Не лучше ли белью идти к реке, чем реке к белью?

Настоятель на это сгреб его за грудки и приставил к носу здоровенный кулак.

Н а с т о я т е л ь. Сейчас к тебе придут… Если скажешь хоть слово, то не только монастыря, но и света белого больше не увидишь. Просто сиди и молчи… Ты понял? Сиди и молчи!

Он подобрал рясу и, спотыкаясь, побежал обратно к постройке, в которой находилась трапезная.

Иван Семенович посмотрел ему вслед. Из-за туч выглянула полная луна. В темноте ему показалось, что на него надвигается какая-то молчаливая громада – люди конные и люди пешие, и блестят каски под мертвым светом, как чешуя огромной рыбы…

Государь с Александром Христофоровичем шли впереди конных жандармов. Настоятель бежал рядом, что-то шепча на ухо августейшей особе.

Иван Семенович азартно потер сухие ладошки и, взяв пустые ведра, поспешил в свою прачечную.

Настоятель открыл дверь прачечной и, перекрестившись, пропустил государя и графа внутрь.

Там горела лучина. В печке трещали дрова. На полу в одних подштанниках сидел тщедушный маленький человечек и задумчиво смотрел на показавшуюся в окне луну. Лавку он приспособил под письменный стол – на ней стояла чернильница и лежал листок белой бумаги. За ухом Ивана Семеновича торчало гусиное перо. С потолка свисали сухие пучки травы.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (настоятелю). Оставь нас наедине с ним.

Настоятель хотел что-то возразить, но сдержался. Тайком показал Шапошникову из-за спины государя кулак. Вышел на улицу и прикрыл за собою дверь.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Ты и есть чудотворец?

Иван Семенович на это ничего не ответил, а вынул из-за уха гусиное перо и начал его обкусывать, как делают литераторы, когда обдумывают очередную ноэль.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Мы в экспедиции. Господь послал испытание: рессора на карете лопнула, а чинить некому.

Иван Семенович опустил перо в чернильницу и начал что-то писать на бумаге мелким следом синицы, как если бы та прошлась по морозному снегу.

Написал и положил перо рядом с собой на лавку.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Ты, оказывается, грамоте обучен… Можно взглянуть?

Иван Семенович не ответил. Граф взял бумагу и, приставив к глазам лорнет, начал читать.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (читая вслух). «Пчелы в небе зу-зу-зу… Не бери с заводчика мзду!..»

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (потрясенно). Что?! С какого заводчика?

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Не объяснено. (Повышая голос, Ивану Семеновичу.) Милостивый государь! Извольте разъяснить свою инвективу!

На это Шапошников начал сосредоточенно ковыряться пером в зубах. Вытащил оттуда кусочек какого-то растения и внимательно рассмотрел, приставив перо к глазам.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Так, так… А ведь в его словах что-то есть! (Он нахмурил высокий лоб, о чем-то мучительно думая. Присел на лавочку, перед которой сидел на полу Шапошников.) Не я беру. Государство берет для своих нужд. Это во всем мире так – налоги с заводчиков и торговцев. А коли не брать, зачем они тогда нужны? Ведь ты сам должен разуметь, сколько от них зла: чиновничество подкупают, леса незаконно рубят, а если, не дай бог, доберутся до казны, то в ней ничего не останется, кроме дохлой мыши… И Александр Христофорович тебе подтвердит: воруют!

Граф важно кивнул своей лысеющей головой. Здесь Иван Семенович как-то странно поджал губы, сделав выражение лица скептическим и даже насмешливым. Взялся за перо и что-то быстро написал на бумаге.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Ну-ка, дай мне лорнет, граф! (Он взял записку в руки и с трудом прочел.) «Без праци не бенде колораци…» (С отчаянием, графу.) Да что же это такое, Александр Христофорович?!

Граф заглянул в листок.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (на французском). А это Россия в своем истинном виде. Люди-сфинксы, которые несут дичь!

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на русском). А на каком это языке?

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (пожимая плечами). На птичьем. Аудиен­цию можно заканчивать, пойдемте отсюда, ваше величество.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Да нет, погоди… Он мне интересен. Он не только чудотворец… Он еще и политик!

Лицо Ивана Семеновича выразило удовлетворение. Из уголка рта его вылезла струйка слюны и спустилась на бумагу.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Нам нужно уходить. Он уже и слюни начал пускать. Попросите его о каком-нибудь чуде, и дело с концом.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Это не я… Это Бенкендорф просит. Рессору починить можешь?

Иван Семенович вытер рот куском бумаги. Громко высморкался в него и сложил пополам. Опустил перо в чернильницу и быстро написал ответ.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (читая). «Что не чинят умами, точинят слюнями…» По-моему, все ясно. Уходим, ваше величество, уходим! (Он почти насильно вытолкнул государя из прачечной. Обернулся на пороге и вымолвил душевно.) Знаешь, что такое двести солдат со шпиц-

рутенами? Это всего лишь экзекуция, потому что смертная казнь у нас отменена.

Бережно прикрыл за собою дверь. Иван Семенович блаженно улыбался.

Николай Павлович был настолько задумчив и мрачен, что подойти к нему стои­ло большого труда. Даже бывалый Александр Христофорович шел немного поодаль, в стороне, не решаясь с государем заговорить. Настоятель и подавно не дерзнул. Хотел подойти к Бенкендорфу, но тот махнул на него благородной белой перчаткой, и игумена оттеснила охрана.

А государь все шел и шел куда-то, заложив руки за спину. Круглые глаза его были обращены вовнутрь души, а что там происходило в этой душе, про то нам неведомо. Позади он чувствовал движение толпы людей, но не обращал на нее внимания, так как голова его была занята другим.

Показались кареты его экспедиции, так неудачно прерванной. Впереди стояла царская, сломанная.

Николай Павлович некоторое время безмолвно смотрел на нее. Потом вынул из кармана батистовый платок, плюнул в него августейшей слюной, присел на корточки и, нащупав в темноте треснувшую рессору, протер ее своим мокрым платком.

Встал на ноги и обернулся. Сзади него стояла толпа подданных, они с ужасом смотрели на то, что делает государь-император.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (Александру Христофоровичу). Спать хочу. Пусть стелют в келье и утром не будят.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Будет исполнено, ваше величество!

Дверь в комнату графа беззвучно отворилась. Александр Христофорович как человек военный потянулся к подушке, под которой лежал заряженный пистолет системы Лепажа.

Но в нем не оказалось надобности. На пороге с горящей свечой в руках стоял государь-император. Он был одет в ночной халат, редкие волосы на голове были взъерошены. Голова же графа, напротив, была одета в аккуратную сетку.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Пиши. Есть чем записать?

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Я запомню, ваше величество. Диктуйте.

Николай Павлович присел на краешек его кровати, поставив свечу на тумбочку.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (на французском). Первое: сократить количество крепостных крестьян с половины до одной трети от общего их поголовья на территории Российской империи.

Александр Христофорович смотрел на него не мигая.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Далее.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Наделить государственных крестьян собственными наделами земли.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Невозможно. Что скажут помещики?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Они скажут: «Слава государю-императору». А если не скажут, то пожалеют, что не сказали.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Будет ли еще что-то?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Будет. (Он запнулся, подыскивая нужное слово, продолжил по-французски.) Еще одно… Ты ведь один из учредителей Общества для заведения двойных пароходов, разве не так?

Граф молчал, ничем не выражая своего мнения.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. И доля твоя составляет сто тысяч серебряных рублей. Хорошо ли это? И что такое двойные пароходы? Не объяснишь ли?

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Вещь нужная и полезная для каждого.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Не сомневаюсь. Однако же твое попечительство «Второму Российскому от огня обществу»… Это же дурной тон. Ты ведь лицо государственное, и коммерческие интересы здесь явно лишние.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. А почему эти вопросы возникли именно сейчас?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Потому что без праци не бенде колораци. Я разгадал, что он имел в виду. Без правды нет и царствования. Вот что он хотел мне сказать. Без Божьей правды. Подумай об этом, душа моя. Хорошенько подумай!

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч (после короткой паузы). Когда мне писать прошение об отставке?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Когда хочешь. Но отставку твою принять не смогу. Заменить тебя некем.

Между ними возникло тягостное молчание, оба смотрели в разные стороны. В нижнем белье они напоминали сидельцев богоугодного заведения, но никак не государственных мужей.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч (чтобы разрядить обстановку, на русском). Хорошо тебе здесь спать?

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Может быть, и хорошо. Только я еще не пробовал. А как вам, ваше величество?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Почти как в Зимнем дворце. Только клопов больше. Лютые они здесь… Злые.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. А я думал, что клопы при монастырях должны быть постниками.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. У них сегодня скоромный день. Доброй ночи тебе, граф.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Спокойной ночи, ваше величество!

Государь вышел в коридор со свечой и тихонько прикрыл за собою дверь.

…Он спал, но подушка была не под головой, а лежала поверх, закрывая лицо. В дверь постучали. На пороге стоял адъютант.

А д ъ ю т а н т (на французском). Вы просили разбудить в десять, ваше величество! Карета готова. Экспедицию можно продолжить!

Государь был заспанным и опухшим.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А рессора?

А д ъ ю т а н т. Целая. Будто и не ломалась.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Кто чинил?

А д ъ ю т а н т. Не говорят.

Государь присел на кровать, опустив ноги на пол и нащупав тапочки.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Принеси теплой воды умыться. Через час поедем.

Все было готово к дальнейшему путешествию. Жандармы сидели на лошадях, у приоткрытой дверцы монаршей кареты стоял Александр Христофорович и курил пахитоску. Государь находился рядом и о чем-то переговаривался с ним на французском.

На колокольне забил колокол. Настоятель бежал к императору с подносом, на котором розовел здоровенный каравай монастырского хлеба. Опустился перед государем на колени и протянул хлеб.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. А где кузнец, который рессору чинил?

Настоятель на это издал неопределенный горловой звук.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Сами, что ли, справили?

Игумен кивнул, отводя глаза в сторону.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Ну-ка гляди в глаза!

Он насильно схватил настоятеля за подбородок и притянул к себе. Глаза игумена были мутными, полными смятения и тины. И государь это смятение по достоинству оценил.

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. За гостеприимство спасибо… А это… (Он стянул с пальца драгоценный перстень.) Отдашь святому из портомойни. И помни, игумен, без правды нет и царствования. И монастыря нет. Прощай.

Настоятелю стало по-настоящему обидно. Обидно оттого, что перстень предназначался не ему, а Ивану Семеновичу. Но подарок принял и облобызал пальцы государя холодными устами.

Во дворе возникло движение. Монастырские ворота были открыты. Из-под копыт полетела пыль, колеса кареты начали вращаться и скрипеть. Лучезарная громада выкатилась за стены монастыря.

Настоятель стоял согбенным. В левой руке его был зажат монарший перс­тень, пальцы правой были сложены для благословения.

Он наложил широкий крест на уезжающих.

Дождавшись выезда последнего жандарма, неожиданно погрозил им вслед кулаком.

Неразумно погрозил. В сердцах и опрометчиво.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Что будем делать с хлебом?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. Нужно отдать жандармам. Ты же не ешь мучного, как и я. (Он показал руками на свой живот.) А я понял ночью, какой должна быть русская железная дорога. Она должна быть шире, чем в Европе, на несколько локтей.

А л е к с а н д р  Х р и с т о ф о р о в и ч. Зачем?

Н и к о л а й  П а в л о в и ч. При заморском нашествии они не смогут ею воспользоваться.

Император вздохнул. Посмотрел в окошко кареты. Там серел однообразнейший пейзаж: лес да кочки. Кочки да лес…

Лес да кочки. Кочки да лес… Настоятель и писарь решительным шагом направлялись к прачечной. Увидели, как Иван Семенович тащит белье к реке. Корзина была привязана специальной веревкой к спине и была больше самого Шапошникова. Она как бы плыла по кочкам, словно по волнам, без всякой помощи человека.

Игумен приложил указательный палец к губам, приказывая молчать. Вместе с писарем они укрылись за поваленным деревом, наблюдая, что Иван Семенович сделает далее.

А сделал он следующее. Спустился к воде. Поставил корзину на прибрежный песок. Вытащил из нее первую партию белья и бросил в воду. Река слизнула белье, словно языком, увлекая его на середину. Иван Семенович трижды хлопнул в ладоши. Вода тут же выплюнула белье к его ногам. Даже издалека было заметно, что постиранная рубаха сияет белизной.

Настоятель со значением посмотрел на писаря, а писарь на настоятеля. Шапошников закинул в воду очередную партию белья и хлопнул в ладоши. Белье возвратилось к его ногам идеально постиранным.

Настоятель снова посмотрел на писаря. А писарь только пожал плечами.

Иван Семенович аккуратно собрал постиранное белье в корзину и понес обратно в прачечную. Настоятель и писарь, пригибаясь и прячась, пошли за ним следом.

Они прильнули к узкому оконцу, следя за тем, что будет делать Иван Семенович.

Шапошников расстелил выстиранную рубаху на широком столе. Спустил свои штаны до колен и сел на нее. Рубаха тут же задымилась. Иван Семенович встал, и настоятель с писарем увидели, что рубаха отутюжена и готова к употреб­лению. Настоятель со значением посмотрел на писаря. А писарь на настоятеля.

П и с а р ь. Сик!

То, что он перешел на латынь, выдавало чрезвычайные обстоятельства.

Н а с т о я т е л ь (шепотом). Проясни мысль.

П и с а р ь. Тертуллиан. Верую, ибо абсурдно.

Н а с т о я т е л ь. Каковы мои действия?

П и с а р ь. Выбор труден. Оставить его здесь вы не можете. Ибо сие есть соблазн для окружающих.

Н а с т о я т е л ь. Анафемский соблазн…

П и с а р ь. И гнать не можете, ибо ему покровительствует сам государь-император.

Н а с т о я т е л ь. Вывод?

П и с а р ь. Удалите с глаз, не удаляя.

Настоятель задумался. А Иван Семенович в прачечной в это время делал ту же самую операцию с подрясником, что раньше с рубахой: клал на стол, садился на него голой задницей, и подрясник дымился, словно сковородка на огне.

Игумен вошел в прачечную.

Н а с т о я т е л ь (не глядя в глаза). Тебе выпала величайшая честь… Радуйся.

И в а н С е м е н о в и ч. Честь не есть… Сытым не будешь. Мне сейчас радоваться или потом?

Н а с т о я т е л ь. Лучше вообще не радоваться. Потому что радость для нас – страдание, которым сподобил нас Господь.

И в а н С е м е н о в и ч. И чем же он меня теперь сподобил?

Н а с т о я т е л ь. Сподобил он тебя уйти в далекий скит и жить на выселках. Этим путем шли великие подвижники – святой Антоний, Симеон Столпник…

П и с а р ь (подсказывая). Мария Египетская…

Н а с т о я т е л ь. Именно.

И в а н С е м е н о в и ч. Но Мария Египетская была женщина и летала.

Н а с т о я т е л ь. И ты полетишь, если захочешь. Но только подальше от нас. Чтобы мы не видели, коли упадешь. На вот держи… Это тебе подарок от государя-императора.

Последние слова настоятель произнес с величайшей тоской. Вынул из кармана перстень, завернутый в рогожку, развернул и отдал Ивану Семеновичу. Тот схватил его, поднес к окну, из которого шел свет, и залюбовался…

Н а с т о я т е л ь. Собирайся, через час едешь!

Протянул руку для лобызания, но Иван Семенович в это время примерял перс­тень то на один, то на другой палец и протянутой руки настоятеля не заметил.

Игумен с писарем вышли из прачечной. Закрывая дверь за собой, услыхали, как в ней происходит какая-то возня, потасовка и стенания.

Настоятель со значением посмотрел на писаря, писарь на настоятеля.

Игумен перекрестился и тяжело вздохнул.

Окончание следует

Религиозное чтение: молитва монаха в фильме монах и бес в помощь нашим читателям.

Однако он никогда не задумывался над причинами именно того, что он стал посредником между всеми мирами. Ведь такой большой дар не может появиться из неоткуда. Иван начинает расследовать историю своей родословной, что приводит к большим и страшным открытиям. Иван понимает, что с самого рождения ему была уготована судьба: быть посередине между Богом и Дьяволом. Сможет ли он справиться с такой сложной миссией и не склонить чашу весов в одну из сторон?

Продолжительность: 113 мин. / 01:53

Смотреть онлайн фильм Монах и бес (2016) в хорошем качестве

Посетители, находящиеся в группе Гости , не могут оставлять комментарии к данной публикации.

«Монах и бес»: житийная основа фильма

Фильм «Монах и бес» стал, пожалуй, одной из самых ярких новинок российского кинематографа прошлого года. За это время картина успела полюбиться широкому кругу зрителей, причем не только православных, и получить несколько значимых премий и наград («Белый слон», «Золотой орел», гран-при фестиваля «Покров»). Сегодня она уже числится в шестерке претендентов на главную национальную награду – премию «Ника», победители которой будут объявлены 28 марта. Во многом успех «Монаха и беса» зиждется на нетипичной проблематике, интересной идее фильма: возможно ли нечистую силу научить добру? Интересно, что на подобные размышления натолкнули режиссера Николая Досталя реальные истории из жизнеописаний святых подвижников.

Необычный послушник Нило-Сорской пустыни

Неоднократно в своих интервью Николай Досталь сам указывает на то, что главным толчком к идее создания фильма послужило знакомство с историей жизни Ивана Семеновича Шапошникова, бывшего насельника Нило-Сорской обители. Как видим, у него автор картины позаимствовал даже имя для своего главного героя – Иван, Семенов сын. Что же известно об этом дивном юродивом подвижнике?

Родился Иван в 1802 году в городе Галич Костромской губернии в семье мещан. Известно, что он имел способности к иконописи и ремесленному мастерству, чем и занимался в юношестве. Однако в восемнадцать лет ему пришлось оставить это милое сердцу занятие: вследствие паралича у него была поражена правая рука и ноги, до конца жизни он уже не мог ими свободно владеть, передвигался только с помощью палки. Но и в этом юноша усмотрел явный промысл и волю Божию и решил покинуть этот суетный мир, уйдя в монастырь.

Первым пристанищем Ивана стал Кирилло-Новоезерский монастырь. Здесь он, однако же, пробыл недолго, поскольку недуг не позволял ему нести суровые трудовые послушания. Исключенный из этой обители, послушник пришел в Нило-Сорскую пустынь, находящуюся невдалеке, где и провел все свои оставшиеся годы подвижничества. Настоятель обители иеросхимонах Нил быстро угадал в молодом послушнике дивного избранника Божия и вскоре они стали духовными сподвижниками.

«Если ты не хочешь служить мне, тогда возвращайся назад к Кириллу»

Поначалу, правда, Иван сильно тосковал по первой своей обители. Однако Сам Господь утешил его и прекратил эту безмерную скорбь через Своего угодника преподобного Нила Сорского. Однажды во время службы в храме, когда мысли Ивана всецело пребывали в Новоезерском монастыре, из алтаря к нему неожиданно наяву вышел сам преподобный Нил и сказал: «Если ты не хочешь служить мне, тогда возвращайся назад к Кириллу». После этого видения тоска послушника ушла бесследно, он с радостью нес в обители свои подвиги все последующие годы.

В скором времени послушник Иван Шапошников, восходя от силы в силу, смог стяжать такие необходимые, но редкие даже для монашествующих качества, как смирение, абсолютное незлобие и нестяжательность. Причем присущий ему также дар любви простирался на всю Божию тварь. Братия заметила, что неся послушание в трапезной, он из жалости подкармливал даже тараканов: измельчая и размачивая хлеб специально для этих целей, Иван Семенович клал их в те места, где насекомых было больше всего. Свое послушание в трапезной он нес целых двенадцать лет, при этом кухня заменяла ему келью, здесь же он и спал на печи, перекрытой досками. Одежда послушника была неизменной: в любое время года он ходил в одном и том же подряснике, обуви обычно не носил.

Неудивительно, что святому пришлось терпеть многие насмешки и издевательства от младшей братии. Все это он переносил спокойно, никогда не гневался и не обижался, очень часто прикрывая свой подвиг юродством.

Со временем, все так же оставаясь в разряде послушников, Иван Семенович был удостоен некоторых благодатных даров. Например, дар прозорливости: часто ему приоткрывался мир невидимый. Он знал, кто из братии во время молитвы отвлекается непристойными мыслями, и кротко их обличал. Прозорливец замечал, что из уст пламенно молящихся монахов исходит огонь. Также святой видел, как за новопостриженными обычно следует два ангела. Известен случай, когда однажды за трапезой Иван Семенович громко рассмеялся, увидев, как рассерженного и невнимательного к чтению монаха оседлал бес и ехал на нем.

Как город, стоящий на верху горы, не может укрыться, так и о необычном прозорливце вскоре стало известно по всей округе. К Ивану Семеновичу стали приходить люди со своими скорбями и болезнями. Он их с любовью принимал, но быстро стал тяготиться такой мирской славой. По благословению настоятеля он построил себе отдаленную келью на болоте и уже там продолжил нести свой подвиг.

Понятно, что не только от людей, но тем паче и от врага рода человеческого не могло утаиться преуспеяние дивного старца. Он всячески пытался отвратить его от служения Богу, сбить с толку. Еще когда Иван Семенович нес послушание в трапезной, бесы неоднократно являлись ему наяву в своем страшном виде. Братия часто слышала странные звуки, раздающиеся оттуда, а наутро находила послушника всего в ушибах, еле живого. Бесы поднимали его над землей и заставляли плясать. Однако воин Христов им не поддавался. Иногда нападки эти были настолько страшными, что он просил кого-то из братии остаться с ним в кухне на ночь.

Когда Иван Семенович перебрался в удаленную келью, бесовские страхования и издевательства только ужесточились. Однажды, когда он возвращался к себе после вечернего правила, страшный эфиоп напал на него в лесу с дубинкой и так избил, что еще долго послушник пролежал без сознания. Шрам после удара по голове остался у него до конца жизни.

Однако вскоре пришла и нежданная помощь и утешение в борьбе. Однажды вечером старцу в келье явился архидиакон Стефан и указал на медный крест, сказав, что им он будет побеждать бесов. До этого крест лежал у Ивана Семеновича в небрежении, поскольку он был восьмиконечным, а праведник считал, что правильный крест должен быть только четвероконечным.

Это было не последнее чудесное посещение подвижника. Во время тяжкой болезни он также сподобился явления Самой Владычицы в сопровождении святых дев: преподобной Анастасии и великомученицы Екатерины. Царица Небесная из собственных Пречистых рук дала старцу щи с черным хлебом (его единственное блюдо), отведав которые он сразу же выздоровел.

Но годы земной жизни Ивана Семеновича все же подходили концу. Скончался он 13 мая 1863 года. И только за шесть лет до своей кончины был пострижен в рясофор.

Как архиепископ Новгородский оседлал беса

Еще одним прототипом главного героя фильма «Монах и бес» стал святитель Иоанн Новгородский. Он был первым избранным, а не назначенным из Киева, как это было раньше, архиепископом новгородским с 1165 по 1186 год. Этот святой должен быть нам хорошо известен по истории иконы «Знамение» Новгородской, память которой торжественно отмечается 10 декабря.

Именно этому архиепископу в ответ на молитвы явилась Пречистая Богородица и повелела перенести Ее икону из храма и установить на стенах города, третий день осаждаемого суздальцами. Только по его молитвам икона, ныне именуемая «Знамение», сдвинулась с места и позволила себя перенести на указанное место. Именно этот святитель вытирал своей фелонью слезы Божией Матери, когда икона неожиданно «заплакала», повернувшись ликом к новгородцам. Как известно, после всех этих событий суздальские воины, на которых напало помрачение, стали убивать друг друга – город был спасен.

Кроме этого события, с именем Иоанна Новгородского связана целая серия различных преданий и легенд, которых всего насчитывается около 150. Путешествие в Иерусалим на бесе – одно из наиболее ярких и известных повествований, включенных даже в житие святого.

Как мы уже увидели из случая с иконой «Знамение», архиепископ Иоанн был большим и дерзновенным молитвенником. Такая молитва приятна Богу, но вызывает злобу и досаду у бесовской силы. И вот, во время очередного келейного молитвословия святителя один бесенок, желая отвлечь подвижника от его занятия, начал плескаться в сосуде с водой, служившем умывальником. Святой отвлекся, но быстро понял вражью хитрость. Он перекрестил сосуд, чем закрыл бесу выход оттуда.

Палимый силой крестного знамения, нечистый начал просить Иоанна выпустить его из умывальника. Тогда архиепископ ответил, что сделает это только в том случае, если бес свозит его на Святую Землю и обратно. Бесенок согласился и, приняв вид коня, осуществил обещанное, за одну ночь свозив архиепископа в Иерусалим и обратно. Там святой смог посетить храм Воскресения Христова, вход в который открылся по его молитвам, и приложиться ко Гробу Господню, а также ко всем другим святыням.

Бес был посрамлен. Но за свою «услугу» он попросил Иоанна не рассказывать никому об этом путешествии, иначе нечистый обещал ему досадно отомстить. Однако однажды, исключительно с назидательным намерением, праведник все же упомянул в беседе, что знает человека, осуществившего поездку на бесе в Иерусалим.

«Вместо того чтобы плыть вниз по реке, плот поплыл вверх – против течения. Тогда люди поняли, что были жестоко обмануты лукавым»

Тогда лукавый начал мстить ему, стараясь оклеветать. Он то выходил из кельи святого, приняв вид блудницы, то подбрасывал ему туда же различные предметы женского гардероба. Люди попались на «ловушку» и захотели избавиться от владыки, опорочившего себя, по их мнению, грехом блуда. Когда они пришли к своему владыке, бес под видом девицы как раз выбегал из его кельи.

Это стало последней каплей, переполнившей чашу негодования. Народ посадил некогда любимого им пастыря на плот и отправил его плыть по реке Волхов. Однако здесь произошло чудо, позволившее сразу же «реабилитировать» святого. Вместо того чтобы плыть вниз по реке, плот поплыл вверх – против течения. Тогда люди поняли, что ошиблись, были жестоко обмануты лукавым. Они просили прощения у своего владыки, умоляли его вернуться. Незлобивый пастырь, конечно же, не стал держать обиды и вернулся в город. В память об этом событии на месте, где остановился плот с архиепископом, новгородцами был установлен каменный крест.

Следует отметить, что сюжет с прирученным бесом из жития Иоанна Новгородского довольно популярен, и в фильме «Монах и бес» он использовался не впервые. До этого свою художественную интерпретацию житийное повествование получило и в русской литературе. Многие, должно быть, сразу вспомнили известный полет на черте за черевичками из повести Гоголя «Ночь перед Рождеством». Примечательно, что этот же житийный мотив использовал и А.С. Пушкин для своей первой (незаконченной и долго считавшейся утраченной) поэмы «Монах».

Однако не будем путать творческую интерпретацию с простым заимствованием. История Ивана, Семенова сына, и беса по имени Легион является лишь «размышлением на тему», а не православным учением. Как известно, добро и зло живут по своим законам, а искусство – по своим. Поэтому любые обвинения в ереси и «неканоничности» по отношению к фильму «Монах и бес» необоснованны и смехотворны.

Дорогой читатель!

Мы существуем исключительно на пожертвования, поэтому если Вам нравится наш проект – поддержите нас удобным для Вас способом!

Сейчас читают

Вопрос-ответ

Благотворительность

Поддержите! Без Вас мы не справимся!

Нашли ошибку?

Мы в Фейсбуке

Мы ВКонтакте

Дорогой читатель!

Мы существуем исключительно на пожертвования, поэтому если Вам нравится наш проект - поддержите нас удобным для Вас способом!

(Вы можете самостоятельно указать сумму)

"Монах и бес". Что за молитва звучит в фильме?

Ташенька Дронова милая, почему рабу, мы сыны Божьи. Низложи и подыми меня, тут Вы тоже не правы, это не Ваша Ташенька молитва, просить и подымать не всем дано, надеюсь Вы поднялись. Порази и исцели вот тоже, думайте люди о каждом слове, эту молитву читал человек для Господа, а Вы для себя читаете.

В фильме "Монах и бес" режиссера Николая Досталя звучит ежедневная молитва святителя Филарета, митрополита Московского.

Молитва прекрасная и хорошо прочитана актером Тимофеем Трибунцевым, сыгравшим одну из главных ролей в фильме.

Монах и бес. Ни Богу свечка, ни чёрту кочерга.

“Если все взвесить и холодно рассудить во благовремении”, то всё же попробуем обратить внимание на некоторые вещи.

Немного истории, не фантастики, ибо Арабов малость перепутал:

По житиям, это он, а не Никита оседлал беса и летал в Иерусалим. Но святитель в данном случае победил беса, приказав ему лететь, приказав ему стоять у входа в Гроб Господень, приказав ему лететь обратно.

Потом тот через людей стал мстить. За подозрение в блуде святителя выгнали из города, посадив на плот. Но плот стал уплывать, именно уплывать от города против течения. (У Арабова плот возвращается к монастырю.)

Вроде мелочь. Но Иван вернулся силой бесовской против течения, а реальный монах Иоанн по молитве своей к Богу уплывал от монастыря.

Так кто Иван? – Бесноватый! То бишь, человек, который не борется с внешним врагом рода человеческого, как все подвижники, а имеет непосредственно в себе вышеназванного персонажа. Да он и сам говорит: “Почему одержим бесом и изгнать его не могу?”

Был такой реалььный человек, живший в 19-ом веке. Иван Семенович Шапошников, рясофорный послушник Нило-Сорской пустыни. Много он претерпел от бесов, но только они досаждали ему извне.

А в фильме его сделали бесноватым.

После службы опускали сверху икону Почаевской Божией Матери, и народ подходил прикладываться. Передо мной двое крепких мужчин вели женщину, которая еле переставляла ноги. Перед самой иконой мужчины не могли подтащить эту больную женщину к иконе, какие бы усилия не прилагали. Монах сам приложил икону к губам женщины, которая тут же обмякла и сопровождающие уже легко отвели её в сторону.

Например, Мотовилов подробно описывает своё состояние, когда он сам попал в такую ситуацию.

А в фильме что? Комедь, фарс, да и только. Что вытворяет новый насельник монастыря, как смешно. Зрителю не должно быть скучно!

Дас ист фантастиш! Третья подмена.

И дальше уже двое находятся всё время вместе. То бишь, подвижник борется уже со внешним злом? Ничего подобного! Когда настоятель увидел, что от леса остались одни пеньки, то что ему Иван кричал, не заикаясь? Опять в него бес вошёл?

“Входит и выходит, входит и выходит, замечательно выходит.” (с)

А мы что видим? Враг рода человеческого просто экскурсовод какой-то. Делает всё, чтобы Иван попал к Гробу Господню. Даже исцеляет монаха.

Только Господь исцеляет с целью спасти, а бес с целью погубить. А это две большие разницы, как говорят в Одессе.

Н а с т о я т е л ь. Погоди, погоди… Ты что, и врагов своих любишь?

И в а н С е м е н о в и ч. Есть такая слабость.

Н а с т о я т е л ь. И врагов церкви Христовой?

И в а н С е м е н о в и ч. Этих – особенно.

Н а с т о я т е л ь. Зачем?

И в а н С е м е н о в и ч. Чтоб они добровольно пришли бы в наши объятия.

Н а с т о я т е л ь. А коли не захотят?

И в а н С е м е н о в и ч. Заставим.

“А кто у меня не захочет быть счастливым, я того в бараний рог скручу!” (с)

Это уже инквизиция какая-то. Что и показывают уже в фильме – Иван Семёнович силой вталкивает Легиона в помещение Гроба Господня.

Ответ: Есть такой камень. Это человек, свободную волю, которого Бог не может нарушить.

Эдак можно любого бандита затолкнуть куда надо, и он станет исправляться? А что? Для начала заставим нашу пятую колонну, потом продажных чиновников. Организуем чартерные рейсы в Иерусалим. Дальше больше. Преступников из тюрем, АТО, ИГИЛ, верхушку НАТО. Имя им легион.

Потом атеистов, мусульман, всех, кто верит, но неправильно. Православная опричнина, да и только. Дж.Оруэлл отдыхает.

Бред? А разве в фильме не бред?

Когда то я впервые прочитал молитву Оптинских старцев, но в какой-то эзотерической книжке. Очень она мне понравилась. А потом, вскоре, увидел эту молитву в православной церкви. Так вот: Молитва в той книжке оказалась сокращена почти в два раза, некоторые слова были просто выкинуты. Это я к чему?

А к тому, что вот часть молитвы Филарета, митрополита Московского:

“Порази и исцели , низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Твоею Святою Волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами.

Подчёркнутые слова в молитве Ивана отсутствуют. А почему, собственно?

“Истинно слово Твое, Господи, что злоба древняя не может быть новою добродетелию, и начальник всякого зла не будет делать добра!”

Кощунственный ли фильм? Скорее глупый, ибо авторы фильма несут отсебятину по некомпетентности. Что уж тут поделаешь.

“Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.” (с)

“Эх, Ваня, Ваня… Нет в тебе либерализма. И интуиции нет.”

Ну почему? Какие точные слова, а не вошли. Может кто запретил?

Но фильм то вышел. Продолжите мысль.

“Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк.”

Куда катится мир…

• Добавить комментарий
• 4 комментария

“Монах и бес”. Эксклюзивные поговорки, афоризмы из фильма, обреченные стать крылатыми.

Наверное, многих не оставила равнодушными достаточно свежая работа Николая #Досталя "Монах и бес". Фильм приятно удивил меня во многих отношениях. Думаю, мало найдётся таких, кто не обратил бы внимание на обилие в нём оригинальных поговорок и удачных афористичных высказываний,которым просто суждено стать крылатыми. Некоторые их них,я уверена,уже вовсю гуляют по просторам России, да и не только,ведь где нас, русских, только нет..

. Не та каденция. (Не тот случай).

с¬кое. Испытывал, владыка?

• Добавить комментарий
• 14 комментариев

Выбрать язык Текущая версия v.208.1

Монах и бес

"Монах и бес" – новый фильм Николая Досталя, недавно (08.09.2016) появившийся экранах. Один из моих православных друзей назвал его "идеальным православным фильмом". Этот "кто-то", во-первых, церковный человек, а во-вторых, профессионал в этой области (великолепные "Необыкновенное путешествие Серафимы " – вполне достаточное доказательство сему), так что эту рецензию имеет смысл воспримать более чем серьезно.

Сразу оговорюсь: всё остальное там насквозь фальшиво. Фальшивый игумен, фальшивые монахи, фальшивый царь и фальшивый сановник, фальшивая Россия, изнывающая под гнетом самодержавия. Общие места, штампы, совершенно скучные, опознаваемые с первого взгляда неживые образы, стандартный псведоправославный лубок.

А бесы – очень интересные объекты для искусства. Дело в том, что они родные для муз, потому бесов музы всегда живописуют со вкусом, яркими красками. Настоящая личность кающегося монаха едва мерцает на дне психики юродивого беса, пришедшего в монастырь с подрывной целью. Замечательна "исповедь", во время которой демон "кается" в своих мнимых добродетелях, в любви ко всему живому и проч. Короче, одержимость главного героя дала неожиданно дала создателям фильма возможность создать интересный и глубокий образ.

И, наконец, на третьем – при недостатке покаяния человек должен безропотно терпеть находящие на него последствия греха – скорби. На этом-то (третьем) уровне покаяния и находится главный герой фильма, одержимый демоном инок Иван Семёнов. И он терпит, притом так, что зрители не тоскливо на это смотреть, потому что зритель видит в основном не муки и инока, а прикольные выходки мучащего его беса. И вот, Иван таки достигает спасения, это показано – и этому веришь. По крайней мерее, я – поверил, хотя меня не так легко убедить.

PS: Справедливости ради замечу, что спасения можно достигнуть и таким путем. Вот финальный акт жизненной драмы Ивана Семенова.

Начальство допрашивает их – монаха и беса, который, потеряв в храме Гроба Господня в Иерусалиме свою силу, выглядит как обычный оборванец. Их подозревают в грабеже:

– Почту на станции вы взяли?

– Да мне и брать-то нечем, – говорит испуганно бес. – Вон руки застыли!

– На вот, погрей руки.

– А ты? – спрашивает начальство монаха.

– Так точно, Ваше благородие. Виноват я, – отвечает Иван Семенов.

– А кобылу у крестьянина Захарки на Рождество не ты ли умыкнул?

– А девицу Смолянинову снасиловал?

– Вы его про гибель Помпеи спросите, не он ли? – ехидствует бес.

– Ты Помпею завалил, душегубец? – спрашивает начальство.

– Да это вера у него такая! – поясняет бес. – Всё на себя брать. Глупая, надо сказать, вера.

– Иван, Семёнов сын. Из мещан.

– Так что же? Ежели из мещан, так и врать можно? Всё! Дознание окончено. Федот! Выпороть обоих за бродяжничество. А вот этого вот, из мещан, пороть особо! За наговор на себя и неуважение к властям.

И этот несправедливейший приговор (впрочем, не лишенный своеобразной логики) оказывается для монаха смертельным. Смертельным – и спасительным. Порка освобождает его от бесовского насилия, потому что на сей раз обессиленный бес не может проявить присущей ему целебной силы и удержать в теле ускользающую от него душу монаха. Претерпевший до конца – тот спасен будет.

В небольшое дополнение к тексту – очень интересное толкование из комментариев в Facebook:

Ольга Гелла Не показалось мне, что бес покаялся, я подумала, что праведник ему оказался не по зубам и он отправился искать жертву попроще , так скажем. Бес вышел вообще неинтересным, весьма примитивным. А вот образы монахов, игумена мне показались очень интересными, не знаю есть ли такие, но вполне могут быть.

• Добавить комментарий
• 58 комментариев

Выбрать язык Текущая версия v.208.1